Dennou Coil (電脳コイル) к вопросу об онтологии сна. vol. II

"Отрадно спать - отрадней камнем быть. О, в этот век - преступный и постыдный - Не жить, не чувствовать - удел завидный... Прошу: молчи - не смей меня будить."
Микеланджело Буонарроти (пер. Тютчева)

...По хорошему сны вообще не надо интерпретировать.

Ache.

Как мы и обещали вам в прошлом году, продолжим повествование о Dennou Coil, на этот раз немногословное и ещё более отстранённое от базовой семантики и символизма самого фильма. Затем, чтобы известным методом разнообразить содержание этого уютненького бложика, чуть менее, чем полностью состоящего из интерпретации.
Мы часто цитируем выведенные в эпиграф строки, превосходно выразившие наше мироощущение и умонастроение. Россия — Родина Абсолютного Сна; реальность, ощутимая как эмпирическая данность, здесь должна интерпретироваться в сновидческой оптике. В обратных перспективах, когда сон «пристёгивается» к реальности, как модификация состояния организма или к действительности, как функционал, евразийские сны не видны. Современный русский человек попросту засыпает без сна, а то, что становится очевидным в четвёртой «быстрой фазе», при rapid eyes movement (экспрессия образов, генерируемых в эти 20-30 секунд, за которым следует пробуждение, позволяет, как правило, их запоминать) выветривается из памяти ещё быстрее, чем головной мозг ассимилируется с внешними условиями бодрствования.

Иная конфигурация обнаруживается в западной культуре, в том числе и в эпистеме психоанализа. Генеалогия «западного» сна корениться не в реальности, где индивид обретает Бытие; вестерновый сон прикрепляется к модернизированной действительности. Это сон-порог, через который перешагивает западоид, уже вполне готовый к этому эфемерному преодолению, и психоаналитику остаётся добавить несколько незначительных штрихов в завершённому образу человека. То есть такого человека, становление которого уже логоцентрировано и модернизировано, - интерпретация его снов происходит не апостериорно, но априорно, - в итоге человек начинает осознавать себя так, что и иррациональный per se сон представляет собой просто шифр, или код, дающий ключ, один из многочисленных ключей, к пониманию действительности. И только действительности, где (когда) тайные психические процессы очевидны настолько, что не нуждаются в пояснениях, человеку-модернизированному требуется лишь понимать, почему и как они происходят, и в этих «quid?» и «quare?» обрести окончательное успокоение своё: каждого западного человека с раннего детства учат, что физическим закономерностям не возражают.

Итог второй: вестерновый сон является ковариацией [в физике - мера линейной зависимости случайных величин] от действительности. В царстве количеств по Рене Генону нет ничего, что невозможно было бы интерпретировать как динамику [циркуляцию] величин. Психоаналитик в данной перспективе — инструмент избытка, вычисляющий оптимальную формулу тех данных, что не успевает произвести рационализующий аппарат мышления человека. В настоящее время эти внешние и даже внеположные психике, в традиционном понимании слова, условия полностью механизированы: интерпретация осуществляется в полностью автоматическом режиме, когда все вероятные символы и сюжетные конфигурации сна уже известны, и остаётся только активировать их посредством памяти.

Но современный западный человек, зачастую, никакой памятью не обладает. Его сны сразу же трансформируются в действительность, субординированную экономией. То, о чём рассказывает Карл Густав Юнг в Тавистокских лекциях (1935) об архетипах, уже не адекватно ситуации постсовременности, - архетип, как ни был бы втиснут в сужающую интерпретацию рационального, определяется качественными, а не количественными категориями. В психике современного человека происходит то, что пост-человек, и основанная на нём культура, - пост-модерн, уже состоялась: трансформация архетипа в числительные (означающие) и величины (означаемые).

Как происходит эта трансформация, почти неизвестно, мы знаем только то, что решения психических проблем решается экономией времени. Советы психоаналитика «вам надо отдохнуть» или «постарайтесь об этом не думать» (это популярная вариация, профессиональные психологи работают с более тонкими стратегемами), а также многочисленные примеры мотивации это тоже экономия, экономия энергий, как и внутренних, так и получаемых извне. А что делать, если на энергии не банально не хватает средств»? Время «съедается» учёбой или работой с жизненно необходимым минимумом пищи и сна, поддержанием сравнительно (с концлагере) суточным режимом и удовольствиями, строго регламентированными с состоянием здоровья.
Избыток исключён, и психоаналитик западного типа просто распределяет заведомо известный объём и величины, - психоаналитику также известно, что пост-современный человек уже не может распоряжаться «своим» временем, и не знает, как можно обойтись «свободным». Здесь начинает простор, настоящий Клондайк для злоупотребления психоанализом, - как только человек начинает что-то осознавать, его одёргивают не повелительным окриком, а гораздо более эффективным ласковым увещеванием - «Займись чем-нибудь другим». Аналогично предупреждают об угрозе — здоровью и жизни, подобия этих внушений рассеяны по всей западной культуре вплоть до мультипликации для детей «от двух до пяти».

Тебе приснился дурной сон? Напиши об этом в журнале COOL, и добрый волшебник с высшим образованием (факультет психологии и психиатрии) обязательно тебе ответит на страницах этого издания.

К счастью, в социокультурном диспозитиве Археомодерна дела обстоят несколько иначе: здесь сны коренятся в реальности, уже вышедшей из премодерна, но ещё не достигли модернизации действительностью. Видимые человеком Археомодерна сны не удаётся замкнуть в эпистеме, будь это логоцентризм или экономия: они постоянно ускользают от линеарной интерпретации, ведущей к количественному. Каждый раз, когда в них опознаётся «отпечаток» интроекта, оказывается, что эти знаки-указания отсылают или к премодерновой унификации, или к чему-то не-человеческому, что не удаётся рационализировать в перспективе контроля, регуляции и принуждения. Или, говоря прямо, - сон археомодерна — если не внеположное количественному в принципе, то стремящее и, главное, с большей степенью вероятности освобождающееся от количественных категорий.

В Dennou Coil сон является единственной «зацепкой», вытягивающей сюжет, подсказывающий персонажам, что и как делать. Это не мягкое принуждение, когда человеку во всех подробностях внушают мысль о его способностях или несостоятельности, в перспективе рациональности и только ней. Dennou Coil, как и многие другие фильмы дальневосточной жанровой мультипликации развёртывает парадигму-фабулу в обратном направлении: со-бытие (пробуждение) про-исходит вопреки закономерностям, очевидным в западной «оптике».

Sic, что суть центральные персонажи западных кинематографа или мультипликации? Это Отец и Мать, или потенциальные, или данные в актуальности. Если в традиционной культуре эти близкие дистанцируются, как категория священного, или сакрального, то в состоянии археомодерна они отстоят от акторов со-бытия потому, как не компетентны в ситуации: они ничего не понимают, только препятствуя осуществлению Цели (которая не дана сиюминутно, но развёртывается, как Путь).
Знание владеют лишь те, кто ближе к Предку, - это предыдущее поколение от десакрализованных родителей, бабушка — смотрящая на всех свысока, как причастная, и дедушка, уже умерший (id est перешедший в область инобытия), и потому ещё более близкий к Духам-покровителям рода.
Не существенно, что все эти люди оперирует терминами кибернетики и программирования, - созданное ими киберпространство и сложные взаимоотношения, происходящие в нём, в итоге оказываются не более, чем «приложением»для открытия закодированного «файла» - сна, содержащего воспоминания.

Далее. Юко Амасава ищет брата. Умершего брата — она знает об этом, но память говорит ей иное; летаргический сон, вызванный психическим шоком при «асинхронизации» кибер-тела (проекции) с биологическим, подтверждает эти предположения, более достоверные, чем реальность. Развязка сюжета разрешает эту проблему недвусмысленно, сны, как и воспоминания, навеяны некогда виденным в реальности, созданной лично для Амасавы; сюжет внушает мысль, что «протезирование мечты» (которая суть мотивация) клиническими методами приводят к весьма и весьма плачевным результатам.

Подытоживая всё это, остаётся подчеркнуть, что трагедия Археомодерна начинается всегда после пробуждения. Выбор между модернизацией и редукцией к премодерну, надежда на которые сомнительны и зловещи (из песенного софтсаба: на улице, где светом всё заполнено, есть одна тень / наверное, будущее где-то там), авторы фильмов с нелёгких рук поручают зрителю.