Сегодня мы отвечаем на немногочисленные вопросы читателей нашего журнала.
А именно, «Зачем да почему мы прекратили интеракцию посредством гуманитарного дискурса в пользу невообразимо экзотической [азиатской] эстетики»?
В данном журнале мы не поясняем, как кем-то должно пониматься так называемое anime и расовый дальневосточный кинематограф, - не существенно, что подумают (подумали уже) читатели, решившись посмотреть рекомендованное нами и вообще — каким-либо образом замеченное (и не только в этом stand alone blog). Также мы не берём на себя ответственность за «каноническую», в потенциальности общепринятую интерпретацию: это было бы просто непростительным занудством.
Наше восприятие координировано и субординировано таким образом, что мы склонны замечать дьявольские мелочи, нюансы сюжета и эстетического содержания, мастерство исполнения, в коем третий главный евразийский народ (после руссов и эллинов) японцы — впереди всего планетарного пространства, в том числе территориально и геополитически. Впрочем, в Евразии все народы главенствуют, потому что Народ у нас повсеместно замещает собой Субъект, но об этом читайте вот здесь, например.
Итак, мы пишем здесь о фрагментах культурного кода. Для европейского зрителя, а русский зритель норовит любую мультипликацию смотреть по-европейски (наивно полагаясь только на зрение), эти фрагменты не очевидны даже в фильмах, снятых на экспорт.
Дальневосточную анимацию так и следует классифицировать внеположному аутентической азиатской культуре реципиенту: фильмы, снятые «для внутреннего пользования» (это, как правило, ТВ-сериалы) и экспортируемый продукт. Последний интересен и ценен прежде всего тем, что авторы исхитряются с предельной плотностью внедрить в видеоряд множество семантических кодов и символов, ощутимых как 25-й кадр чутким и восприимчивым зрителем, даже если речь идёт о фильме, с атлантистской или европейской target group.
За примерами далеко не пойдём: отмеченный премиями мирового значения шедевр Миядзаки «Унесённые призраками» [千と千尋の神隠し / Sen to Chihiro no kamikakushi] повествует не столько о сублимированной эротике (которая любовь детей к родителям) и не мультипликационное моралите об ответственности перед высшими силами (куда тут же втискивается психоанализ), что бы там не постулировала «каноническая» интерпретация.
В нашей оптике 千と千尋の神隠し / Sen to Chihiro no kamikakushi — суровая правда о корпоративной этике, - на Дальнем Востоке лишь внешне сменившей антураж феодальной.
Европейский и европеевшийся реципиент с неполным высшим образованием (гуманитарным) наверняка воскликнет не вслух, под финал фильма: какая же это дура, Чихиро, не осталась в волшебной стране (хоть и на должности подмастерья без перспектив, для людей в термах богов карьеры нет). И уйти безоглядно вслед за нечистоплотными животными, родителями.
Это «дискурс» существ чуть менее, чем полностью бесполезных и актуально вредоносных.
Уже во второй половине XX века из «детских» сказок начисто исчезает категория труда, - вероятно, в этом эпохальном исчезновении особую роль сыграла органическая негативная реакция на лозунг Arbeit Macht Frei. Между тем, с началом доминирования пост-капитализма дивида дисциплинарного общества с первых мыслей приучают к тому, что любого характера труд неблагодарен и слишком тяжёл, чтобы заниматься им такому беспомощному (но тщеславному) существу, как человек. В 30-х годах прошлого столетия атлантистская мультипликация, - а именно, Уолт Дисней, не успев оклематься от великой депрессии, изгоняет пролетариат с экранов; сами Рабочие вырождаются до карикатурных скетчей, в которых их тупость и лень сменяется слабо мотивированной агрессией. Рабочий в собственном смысле слова (id est работающий) мелькнёт ещё раз в визуальной спекуляции на чувствах слабоумных Чаплина, прежде чем исчезнет навсегда.
Вообще, западная массовая культура дала всего два фенотипических образа «революционного класса» - большую часть времени бесцельно слоняющийся по улицам (или бастующий, спящий в сточной канаве и т.д.) «громила»; или неуклюжий, неряшливый законопослушный и робкий коротышка с унифицированным представлением об этикете. Идеология капитализма сама собой подразумевает, что настолько уродливые существа не предназначены ни для чего, кроме тяжёлого физического труда.
Так утверждается символическая противоестественность капитализма: способный к войне или работе палача (в модусе господства, а не КПП ДД) спивается между монотонным закручиванием гаек; рождённый лакеем (потому что манеры хорошие) занят примерно тем же с ещё меньшей результативностью (производительная сила равна отрицательной величине).
Диаметрально иное содержится в посвящённых труду азиатских фильмах, в т.ч. Анимационных. Sen to Chihiro no kamikakushi представляет существ, никогда не бывших людьми, и вообще иноматериальных, обретших свою антропоморфную форму «в глазах смотрящего», т.е. Чихиро. Мужчины, работающие в банях — лягушки, один из которых Ао-гаэру (青蛙, «синяя лягушка») и другой Бандай-гаэру (番台蛙, «зелёная лягушка»). Женщины, которые работают в банях, зовутся Юна (ユナ, Банщицы); в японской версии Безликий Бог [Каонаси カオナシ(仮面男)] говорит, когда съедает двух «сотрудников бань», которые по своей натуре очень похожи на слизней, т.е они являются духами слизней. Юна делают много поручений, например, принимают посетителей, готовят и сервируют еду и занимаются уборкой. Они оказывают холодный приём Чихиро, распознав в ней сразу же беспомощное, но не правомерно капризное существо.
Заведующие купален Тичияку (父役, «роль отца») и Анияку (兄役, «роль старшего брата») олицетворяют собой высшую ступень трудовой иерархии, выше которой — только Господин.
Все перечисленные являются Рабочими sub specie любой культуры, - это созданные исключительно для труда. Как ни старалась бы Сэн (Чихиро), рабочей уровня не-человека ей не стать, органика подводит в обыденной не-человеческой жизни (сцена с участием Сусаватари, живых угольков), и в выигрыше Сэн остаётся только лишь в силу нарушения размеренного по мгновениям «банного» быта. Приход Речного Бога [川の神] и вмешательство в традиционный уклад божественных терм Безликого (в японском фольклоре, по заверениям Миядзаки, аналогичных сущностей нет) позволяет выигрывать время, в том числе время сюжета.В фильме показаны всего четыре дня жизни Чихиро-Сэн в обители колдуньи. Традиционная жанровая история в японском фольклоре - Камикакуси (神隠し) — основано на знании о том, что дух может увлечь человека в свой мир, а затем вернуть его, как правило, через много лет и основательно трансформированным (в состоянии комы, напр.). Повести и романы о киднеппинге Харуки Мураками, - это как раз Камикакуси, - для всех персонажей похищение происходит ВНЕЗАПНО, а вот возвращение, напротив, расценивается как вполне обыденное мероприятие высших сил. Некоторые могущественные духи похищают не только человека, но и его имя (которое суть анима), - которое затем следует «выкупить» жертвой, или услугой Духу; потерявшие имя единожды, рискуют его забыть навсегда вместе со своей сущностью.
Причём, человеку в лучшем случае грозит превращение в безликую аморфную тень, не ведающую ни скорби, ни радости; а в худшем — в свинью, откормленную на убой.
А теперь представим себе, добродетельные наши читатели, - сколько времени провела Сэн в чернорабочих? Четырнадцать часов работы в сутки без выходных, сомнительная «еда», перебивающая человечий запашок, унизительные насмешки и надменность персонала не-человеческой природы. Ободряет Сэн только помощь немногочисленных симпатизирующих человеку духов, напр., речного бога Нигихаями Кохаку Нуси [ハク / ニギハヤミコハクヌシ], и то, что Работа её когда-нибудь освободит.
Ни один кретин и ни одна незамутнённая дура, воспитанные в «традициях» сказки от эпохи Просвещения не задумываются об этом; если в литературных источниках, особенно, советских переводах (со всеми их Юкстами) ещё встречается нечто, схожее в описанием трудового процесса, напряжения как и физического, так и психического, то в мультипликации любое применение энергий, сама физическая динамика дана опосредствованно, ретушируется всюду, кроме экзистенциального экстремума вроде затяжного прыжка без парашюта над пропастью. Золушка не метёт полы и не стирает, - фенотипически это вообще «никакая» работница, руки работящей девушки даже в нежном возрасте не могут быть «соломинками». Кстати, советские актрисы за редким исключением скрывали руки перчатками и обильно втирали в них косметику, чтобы не выдать своё рабочее естество огрубевшей на жаре и лютом русском морозе кожей.
И в завершении этого экскурса — несколько фраз о родителях.
Ни для кого не секрет, что в сказках для западоидов центральные персонажи, со времён «Анастасии» (якобы наследнице престола Российской Империи, удравшей в Британию [?] от чёрного волхва-Распутина) — сироты. Более или менее близкий родственник оказывается не более, чем работодателем, что в традиционном обществе табуируется, наряду с передачей наследства младшему сыну вперёд старшего. Нелюбимый сын вначале становится нелюбимым племянником, или пасынком, а затем и вовсе приживальцем из милости; дистанцирование его с чужеродной семьёй происходит всегда на пределе тона в диалогах, неврозами и психозами со всех действующих сторон и прочей атрибуцией производственной драмы. И, конечно же, за кадром остаётся то, как злокозненные «кабанихи» эксплуатируют своих падчериц, - насилие имеет невротический характер «дурной привычки», и продолжается даже когда бедные родственники начинают давать сдачи. Только угодив по счастливой случайности в «нормальную» семью, разумеется, чужую (певец приёмных детей Диккенс и вся атлантистская нравственная литература) Цен.Пер-и решаются что-нибудь препринять самостоятельно: учатся, строят бюрократию в отдельо взятом учреждении, колдуют и другими душеспасительными по-протестантски инициативы.
Совершенно не то в Sen to Chihiro no kamikakushi. Владелица купален для богов и демонов, колдунья Юбаба, Гобсек в юбке, сразу же указывает Чихиро, будущей Сэн, её место — ниже всякой иерархии, именно потому, что её родители, - не имеют ни малейшего значения в мире духов. Работа, которая освобождает — явно не от родителей, да и самые близкие (требовательные, призывающие к ответственности) для такого объекта, как Сэн (и субъекта Чихиро) — это дух-покровитель и приобретённые на рабочем месте «друзья».
А именно, «Зачем да почему мы прекратили интеракцию посредством гуманитарного дискурса в пользу невообразимо экзотической [азиатской] эстетики»?
В данном журнале мы не поясняем, как кем-то должно пониматься так называемое anime и расовый дальневосточный кинематограф, - не существенно, что подумают (подумали уже) читатели, решившись посмотреть рекомендованное нами и вообще — каким-либо образом замеченное (и не только в этом stand alone blog). Также мы не берём на себя ответственность за «каноническую», в потенциальности общепринятую интерпретацию: это было бы просто непростительным занудством.
Наше восприятие координировано и субординировано таким образом, что мы склонны замечать дьявольские мелочи, нюансы сюжета и эстетического содержания, мастерство исполнения, в коем третий главный евразийский народ (после руссов и эллинов) японцы — впереди всего планетарного пространства, в том числе территориально и геополитически. Впрочем, в Евразии все народы главенствуют, потому что Народ у нас повсеместно замещает собой Субъект, но об этом читайте вот здесь, например.
Итак, мы пишем здесь о фрагментах культурного кода. Для европейского зрителя, а русский зритель норовит любую мультипликацию смотреть по-европейски (наивно полагаясь только на зрение), эти фрагменты не очевидны даже в фильмах, снятых на экспорт.
Дальневосточную анимацию так и следует классифицировать внеположному аутентической азиатской культуре реципиенту: фильмы, снятые «для внутреннего пользования» (это, как правило, ТВ-сериалы) и экспортируемый продукт. Последний интересен и ценен прежде всего тем, что авторы исхитряются с предельной плотностью внедрить в видеоряд множество семантических кодов и символов, ощутимых как 25-й кадр чутким и восприимчивым зрителем, даже если речь идёт о фильме, с атлантистской или европейской target group.
За примерами далеко не пойдём: отмеченный премиями мирового значения шедевр Миядзаки «Унесённые призраками» [千と千尋の神隠し / Sen to Chihiro no kamikakushi] повествует не столько о сублимированной эротике (которая любовь детей к родителям) и не мультипликационное моралите об ответственности перед высшими силами (куда тут же втискивается психоанализ), что бы там не постулировала «каноническая» интерпретация.
В нашей оптике 千と千尋の神隠し / Sen to Chihiro no kamikakushi — суровая правда о корпоративной этике, - на Дальнем Востоке лишь внешне сменившей антураж феодальной.
Европейский и европеевшийся реципиент с неполным высшим образованием (гуманитарным) наверняка воскликнет не вслух, под финал фильма: какая же это дура, Чихиро, не осталась в волшебной стране (хоть и на должности подмастерья без перспектив, для людей в термах богов карьеры нет). И уйти безоглядно вслед за нечистоплотными животными, родителями.
Это «дискурс» существ чуть менее, чем полностью бесполезных и актуально вредоносных.
Уже во второй половине XX века из «детских» сказок начисто исчезает категория труда, - вероятно, в этом эпохальном исчезновении особую роль сыграла органическая негативная реакция на лозунг Arbeit Macht Frei. Между тем, с началом доминирования пост-капитализма дивида дисциплинарного общества с первых мыслей приучают к тому, что любого характера труд неблагодарен и слишком тяжёл, чтобы заниматься им такому беспомощному (но тщеславному) существу, как человек. В 30-х годах прошлого столетия атлантистская мультипликация, - а именно, Уолт Дисней, не успев оклематься от великой депрессии, изгоняет пролетариат с экранов; сами Рабочие вырождаются до карикатурных скетчей, в которых их тупость и лень сменяется слабо мотивированной агрессией. Рабочий в собственном смысле слова (id est работающий) мелькнёт ещё раз в визуальной спекуляции на чувствах слабоумных Чаплина, прежде чем исчезнет навсегда.
Вообще, западная массовая культура дала всего два фенотипических образа «революционного класса» - большую часть времени бесцельно слоняющийся по улицам (или бастующий, спящий в сточной канаве и т.д.) «громила»; или неуклюжий, неряшливый законопослушный и робкий коротышка с унифицированным представлением об этикете. Идеология капитализма сама собой подразумевает, что настолько уродливые существа не предназначены ни для чего, кроме тяжёлого физического труда.
Так утверждается символическая противоестественность капитализма: способный к войне или работе палача (в модусе господства, а не КПП ДД) спивается между монотонным закручиванием гаек; рождённый лакеем (потому что манеры хорошие) занят примерно тем же с ещё меньшей результативностью (производительная сила равна отрицательной величине).
Диаметрально иное содержится в посвящённых труду азиатских фильмах, в т.ч. Анимационных. Sen to Chihiro no kamikakushi представляет существ, никогда не бывших людьми, и вообще иноматериальных, обретших свою антропоморфную форму «в глазах смотрящего», т.е. Чихиро. Мужчины, работающие в банях — лягушки, один из которых Ао-гаэру (青蛙, «синяя лягушка») и другой Бандай-гаэру (番台蛙, «зелёная лягушка»). Женщины, которые работают в банях, зовутся Юна (ユナ, Банщицы); в японской версии Безликий Бог [Каонаси カオナシ(仮面男)] говорит, когда съедает двух «сотрудников бань», которые по своей натуре очень похожи на слизней, т.е они являются духами слизней. Юна делают много поручений, например, принимают посетителей, готовят и сервируют еду и занимаются уборкой. Они оказывают холодный приём Чихиро, распознав в ней сразу же беспомощное, но не правомерно капризное существо.
Заведующие купален Тичияку (父役, «роль отца») и Анияку (兄役, «роль старшего брата») олицетворяют собой высшую ступень трудовой иерархии, выше которой — только Господин.
Все перечисленные являются Рабочими sub specie любой культуры, - это созданные исключительно для труда. Как ни старалась бы Сэн (Чихиро), рабочей уровня не-человека ей не стать, органика подводит в обыденной не-человеческой жизни (сцена с участием Сусаватари, живых угольков), и в выигрыше Сэн остаётся только лишь в силу нарушения размеренного по мгновениям «банного» быта. Приход Речного Бога [川の神] и вмешательство в традиционный уклад божественных терм Безликого (в японском фольклоре, по заверениям Миядзаки, аналогичных сущностей нет) позволяет выигрывать время, в том числе время сюжета.В фильме показаны всего четыре дня жизни Чихиро-Сэн в обители колдуньи. Традиционная жанровая история в японском фольклоре - Камикакуси (神隠し) — основано на знании о том, что дух может увлечь человека в свой мир, а затем вернуть его, как правило, через много лет и основательно трансформированным (в состоянии комы, напр.). Повести и романы о киднеппинге Харуки Мураками, - это как раз Камикакуси, - для всех персонажей похищение происходит ВНЕЗАПНО, а вот возвращение, напротив, расценивается как вполне обыденное мероприятие высших сил. Некоторые могущественные духи похищают не только человека, но и его имя (которое суть анима), - которое затем следует «выкупить» жертвой, или услугой Духу; потерявшие имя единожды, рискуют его забыть навсегда вместе со своей сущностью.
Причём, человеку в лучшем случае грозит превращение в безликую аморфную тень, не ведающую ни скорби, ни радости; а в худшем — в свинью, откормленную на убой.
А теперь представим себе, добродетельные наши читатели, - сколько времени провела Сэн в чернорабочих? Четырнадцать часов работы в сутки без выходных, сомнительная «еда», перебивающая человечий запашок, унизительные насмешки и надменность персонала не-человеческой природы. Ободряет Сэн только помощь немногочисленных симпатизирующих человеку духов, напр., речного бога Нигихаями Кохаку Нуси [ハク / ニギハヤミコハクヌシ], и то, что Работа её когда-нибудь освободит.
Ни один кретин и ни одна незамутнённая дура, воспитанные в «традициях» сказки от эпохи Просвещения не задумываются об этом; если в литературных источниках, особенно, советских переводах (со всеми их Юкстами) ещё встречается нечто, схожее в описанием трудового процесса, напряжения как и физического, так и психического, то в мультипликации любое применение энергий, сама физическая динамика дана опосредствованно, ретушируется всюду, кроме экзистенциального экстремума вроде затяжного прыжка без парашюта над пропастью. Золушка не метёт полы и не стирает, - фенотипически это вообще «никакая» работница, руки работящей девушки даже в нежном возрасте не могут быть «соломинками». Кстати, советские актрисы за редким исключением скрывали руки перчатками и обильно втирали в них косметику, чтобы не выдать своё рабочее естество огрубевшей на жаре и лютом русском морозе кожей.
И в завершении этого экскурса — несколько фраз о родителях.
Ни для кого не секрет, что в сказках для западоидов центральные персонажи, со времён «Анастасии» (якобы наследнице престола Российской Империи, удравшей в Британию [?] от чёрного волхва-Распутина) — сироты. Более или менее близкий родственник оказывается не более, чем работодателем, что в традиционном обществе табуируется, наряду с передачей наследства младшему сыну вперёд старшего. Нелюбимый сын вначале становится нелюбимым племянником, или пасынком, а затем и вовсе приживальцем из милости; дистанцирование его с чужеродной семьёй происходит всегда на пределе тона в диалогах, неврозами и психозами со всех действующих сторон и прочей атрибуцией производственной драмы. И, конечно же, за кадром остаётся то, как злокозненные «кабанихи» эксплуатируют своих падчериц, - насилие имеет невротический характер «дурной привычки», и продолжается даже когда бедные родственники начинают давать сдачи. Только угодив по счастливой случайности в «нормальную» семью, разумеется, чужую (певец приёмных детей Диккенс и вся атлантистская нравственная литература) Цен.Пер-и решаются что-нибудь препринять самостоятельно: учатся, строят бюрократию в отдельо взятом учреждении, колдуют и другими душеспасительными по-протестантски инициативы.
Совершенно не то в Sen to Chihiro no kamikakushi. Владелица купален для богов и демонов, колдунья Юбаба, Гобсек в юбке, сразу же указывает Чихиро, будущей Сэн, её место — ниже всякой иерархии, именно потому, что её родители, - не имеют ни малейшего значения в мире духов. Работа, которая освобождает — явно не от родителей, да и самые близкие (требовательные, призывающие к ответственности) для такого объекта, как Сэн (и субъекта Чихиро) — это дух-покровитель и приобретённые на рабочем месте «друзья».
Все рабочие лягушки, слизни, рыбы, паучки и пр. - обитатели ареала ручья, через который в начале и в конце перешагивает героиня. Точнее, весь представленный мир огромного пространства - развёрнутое из компактификации пространство ручья. Это также место выявления истинного облика, поскольку рыбки, лягушки - настоящие трудяги, капризные девочки так себе трудяги, а родители - просто свиньи.
ОтветитьУдалитьЮбабу нельзя рассматривать в отрыве от её сестры-близнеца, это тема близнецов и одна и та же сущность, не могущая уложиться в восприятие целиком.
В ДГ всегда есть возможность мгновенно и неожиданно поменять свой статус в иерархии, встретив могущественных покровителей, в отличие от ДД. Собственно это и происходит с героиней, поскольку её просьба относительно родителей и вернуться наконец оказалась рассмотрена.
На случай, если проговорилось невнятно. Здесь "переопределение" для человека совр-ти понятия труд. Настоящий труд, это чем обычно занимаются в природе рыбки, лягушки, кошечки и пр. А труд, которым занимаются родители, это настоящее свинство.
ОтветитьУдалитьУ нас, вероятно, несколько противоречивая оценка:
ОтветитьУдалитьВ европейском ДГ ВНЕЗАПНОСТЬ работает (Жанна д'Арк была внезапностью для всех, кроме интерпретатора д'Орсе), а вот в азиатском, по-видимому в том же экспортируемом анимэ и фильмах - не всегда, и не "внезапно".
Петицию Чихиро принимают благодаря причастности, конституированной ещё в раннем детстве (заручившись саппортом ещё до того, как осознала Задание), - когда она впервые встретила Хаку-речного бога, и понравилась ему. А не понравилась бы... Аналогичная ситуация и с двойником-Зенибой, - "пришла, удостоила вниманием, поощрила". А могла бы и не...
Ещё вспомнилось о двойниках: в Higurashi nо naku koro ni в сериях о Шион Сонодзаки указывается, что младшую (Юбабу в случае "Унесённых...") удавливали сразу же после рождения. А все беды от того, что из соображений странных оставили в живых.
Всегда есть возможность != всегда так и будет, а = постоянному наличию в принципе неотслеживаемого и непредсказуемого пласта (коий в ДД схлопывается).
ОтветитьУдалитьВнезапность так же рассматривается, как превосходящая категория по отношению к закономерностям, доступным существу, в этом смысле и первая встреча с Хаку была внезапной.
Хаку, кстати, выступает в интересной роли интермедиатора между двумя частями сущности хранительницы местности. Непредвиденная заслуга "героини" - косвенное (учитывая доступный ей лишь сниженный и пейоративный образ) участие в том же процессе. Настоящая же героиня - сама хранительница с центральной темой того, что и как в ней (= в местности) происходит.
Кстати, и в Higurashi No Naku Koro Ni 2м сезоне хранительница местности в Рике тоже раздваивается (на 2 девочки) по похожему принципу, условно говоря, на деятельное приземлённое и бездеятельное возвышенное, тенденция...
ОтветитьУдалить