Άρχή и Post, никакого Præ. О кинематографе полезном и не очень.

В прошлых записях мы рассказывали нашим благосклонным (неблагосклонные нас вообще не читают) о специфике азиатского кинематографа: между тем, как европейцы наловчились фиксировать динамические образы на манер музейных экспонатов, азиаты очёрчивают контуры смыслов. Здесь припоминается дальневосточная каллиграфия – даже небрежный штрих или мазок кисти должен казаться изящным. Это правило правописания относится и к семантике: когда бюджет и другие внешние условия (сценарист схалтурил, у оператора непреходящее похмелье) режиссёр, зачастую бывающий и сценаристом, успевает втиснуть в рассыпчатый, «рыхлый» видеоряд один-два смысла. И зрителю, не тяготящемуся мышлением, но пользующимся мозгами по назначению, должно стать ясным – этим функционал той, или иной ленты исчерпывается. Всё остальное элементарным образом вытряхивается из культурного контекста, легко и непринуждённо.

Тем не менее. Было странным, если бы «поточный продукт» не содержал питательных, просто питательных – высококалорийных, - примесей, химических добавок, пищу с которыми употреблять можно, но не желательно. Иными словами, - то, без чего можно обойтись при возможности, но ведь обитателям крупных постиндустриальных метрополий редко есть из чего выбирать.
Поведенческий модус – всё равно, что рацион питания. Тому, кто с нежного возраста был outcast, коему, несмотря на симпатичное лицо, ни одна девочка не даст ни за что и никогда, трудно смириться с тем, что кормить живыми червями невесту – неудачная стратегема «ухаживания». Это для обыкновенного психотика в порядке вещей прислать любовную записку в форме лоскутов татуированной человеческой кожи – «потому что оригинально и ваще-е прикольно», о чём маньяк радостно сообщает возлюбленной, раскровив руку об осколок фарфоровой чашки. Когда как вестерново артикулированный режиссёр будет тупо талдычить о «маргинальности», которую давно уже попросту упразднили, - о психических расстройствах и так знают все. Что нисколько не отменяет желания расправиться с некоторым числом давних обидчиков бензопилой, электродрелью и прочими интересными инструментами, а также пробовать соблазнить понравившуюся девочку намёками на антропофагию.

У азиатов совсем не так – знает или не знает о своём врождённом дефекте центральный персонаж, суть не важно. Tôkyô densetsu: ugomeku machi no kyôki (2004, режиссёр Ataru Oikawa, сценарий - Yumeaki Hirayama (short story "Tôkyô densetsu: ugomeku machi no kowai hanashi", похоже, новелла содержательней) приятен именно тем, что устранение «негативного», излишне импульсивного и раздражающего персонажа подаётся не как сегрегация, т.е. вытеснение маргинала, - как внезапную случайность, сбой алгоритма. Этого человека не должно было быть, - в естественном порядке не должно быть, а не потому, что «девочка не полюбила», и не потому, что «общество больное».
С другой стороны, из полутора часов видеоряда “Tokyo Psycho” можно было бы изготовить напряжённую короткометражку на двадцать пять минут. Вероятнее всего, это не было сделано потому что в интригующих и увлекательных нарративах, оперирующих с психикой инструментарием аффектов, безупречно угадываются бесчестные в отношении реципиентов приёмы дисциплинарного диспозитива: «излечить» психику от избыточной восприимчивости, вместе с тем, устранив «скуку» премодерна и модерна. Не слишком изобретательным методом: просто стерев различие между скучным и увлекательным.

Как правило, «окончательно решившие эстетический вопрос» скуки и увлечения - это жанр dorama / live action, - фильмы, снятые по мотивам компьютерных игр или anime. The OnēChanbara: the Movie (お姉チャンバラ) - Юхи Фукуды [Yôhei Fukuda] в данном случае эталон. Невероятно скучная история, точнее – несколько сотен стереотипических отмашек руками и ногами на экране, - про кавайную девочку с горящей синим пламенем катаной. Полчища зомби, рехнувшийся на основании ЧСВ «профессор», семейная драма, - одинокой матери дважды пришлось убить инфицированную вирусом экстремального психоза дочь, второй раз – в качестве проекции. В апогее сценарного идиотизма Дочь Отца убивает Дочь Матери (за то, что не пожелала «страдать» комплексом Электры и вообще завидовала месту в иерархии); «если б у меня была власть, я была бы такой же, как ты» - говорит доблестная служительница матриархата, и тут же умирает. Последнее слово сценариста, к тому же, остаётся неизъяснённым, внимание заурядного зрителя застревает где-то между аппетитных ляжек и грудей в кожаном бикини (фансервисом, одним словом), где и остаётся до финальных титров.

То ли дело “Strange Cyrcus” (Kimyo na Sakasu, 2005) Соно Сиона – после просмотра всякому ясно, почему в а-традиционном обществе кровосмешение табуировано. Азиатские матери и д0чери позаимствовали у западных женщин принципы моногамного стяжательства, - отец-де, для всех один, и даже крови от крови, плоть от плоти не должна нарушать суверенитет частной собственности. Обыкновенная состоятельная семья, живущая в доме с отчётливо европейским интерьером, - если бы исполнители ролей не были дальневосточными расовыми актёрами, это стало бы ещё больше схожим с «Семьёй Ченчи», каковой её желал видеть Антонен Арто.
Во время очередного унылого «семейного» совокупления отец принуждает послушную и безропотную дочь подглядывать за процессом из футляра виолончели. Девочка понимает, что происходящее ей видеть «нехорошо», но наивно оправдывается, что всякий раз, когда она закрывала глаза, её донимал странный и болезненны шум в ушах. Затем девочку извлекают из футляра, по испуганные возгласы матери и циническое порицание отца, и она на некоторое время меняется телами с собственной материю. Инцест рассматривается в оптике циклического вуайеризма, и, казалось бы, должен завершаться тихо-мирно, - когда все друг о друге всё знают и делят так называемую любовь поровну. Но нет, под предлогом кражи серёжек мать сначала методично третирует нежно любимую ранее дочку, а затем калечит её почти насмерть (девочка от такой жизни прыгает с крыши, но выживет).
После чего мать начинает ассоциировать себя с жертвой, пишет мемуары от имени / лица неправедно убиенной, карает супруга за чрезмерную похотливость. Муж превращается в слабоумного паралитика, и запирается в том же футляре виолончели, предварительно потеряв всё равно бесполезные руки и ноги. К слову – подобный мотив предельно жестокой мести мужчине, мужу и отцу, встречается не только в “Ôdition” Миике, но и в азиатской мифологии. Дзёдоистская легенда повествует о женщине, которая, обратившись огненным демоном, расплавила колокол вместе со спрятавшимся в нём монахом.

В естественном порядке для «свободной женщины» мать трахается с кем попало, - мемуары изобретённой ею самой «Мицуко-дочери» пользуются изрядным спросом, можно себе ни в чём не отказывать. Спустя десять лет «реальная» Мицуко, предварительно мимикрировав в мальчика (настолько противно быть женщиной), возвращается в лютом гневе надзирать и наказывать. В итоге: энергичный монолог под тревожную музыку и головы с плеч, и папе и маме, чтобы они не возвращались даже «иногда». По сравнению с легендой поп-культуры и вообще трогательно легкомысленным «Suicide Club» (自殺サークル, Jisatsu Sākuru) по собственной же книге - Suicide Circle: The Complete Edition (自殺サークル完全版, Jisatsu Saakuru: Kanzenban 2002), «Цирк» - просто ужас кромешный и аморальный террор, - не случайно Сион после него снял производственную мистику про «салон красоты» [Exte ( エクステ, Ekusute - 2007)].

Наращивание волос по-сионистски.

Кстати, о производственных драмах, ужасах пролетариата и триллерах для «белых воротничков». “Mîtobôru Mashin”, (2005, directed by Yûdai Yamaguchi и Jun'ichi Yamamoto), - помимо всем надоевшей (тех, кто смотрел исходные материалы) инертности по отношению к “Tetsuo” Цукамото, подспудно призывает сочувствовать пролетариату. Иными словами тем, кто в постиндустриальную эпоху оказался аутсайдером: пролетарию светит всю жизнь оставаться в модусе модернового героя, орудиями примитивными в буквальном смысле, - убогими по сравнению с теми же бензопилами и электродрелями, противостоять злокозненным пришельцам постиндустриального же Мiра. Притом, что в состоянии победившего ПоМо модернисту никто не даст, - ведущий образцово «задротский» образ жизни малый сотер в конечном итоге всё равно оказывается беспомощен. Изготовляющие из [пост]людей «некроборгов» инопланетяне побеждают, - стало быть, ждём ещё более брутального сиквела. Бонус, - в дополнительных материалах DVD “Meatball machine” обнаружилась короткометражка Ёшихиро Нишимуры [Yoshihiro Nishimura] “Reject of Death” – того самого, чьему «перу и камере» принадлежит апофеоз трансформации социальных (а не расовых) унтермешей в собственное превосходящее иное - Токийская полиция крови / Tôkyô zankoku keisatsu с Эичи Шииной в главной роли.

той самой Эичи Шииной

которая смачно отпиливала проволокой ступню Рио Ишибаси (Ryo Ishibashi, 石橋 凌) в упоминаемом неоднократно “Ôdition”.

Осталось добавить к этим кратким замечаниям Итог Всего: это креационистская эсхатология, доведённая до диалектического предела - Sodomu no Ichi (2004) Хироши Такахаши [Hiroshi Takahashi] начинается с крушения диспозитива господства (в силу всё той же неумолимой женской мстительности) и завершается «концом, длящимся вечно» под пристальным и безразличным взглядом Первоархонта. Избалованные помпезной апокалиптикой будут весьма и весьма разочарованы – даже низкобюджетный Nine lives of Tomas Katz не был столь «отвратительным» с любого ракурса просмотра. Это – фильм категории “Z” – отсылающий не к Паулю Вегенеру и Фрицу Лангу (не к германскому экспрессионизму, двумя словами), сразу же к студии «Трома» и Эдварду Дэвису Вуду-младшему. Удостоенному звания - «худшего режиссёра всех времён» благодаря двум кинокритикам с говорящей многое русскоязычному зрителю и читателю фамилией — Майкл и Гарри Медвед (книга «The Golden Turkey Awards»). Канонический для так называемого «трэша», сиречь – мусорного кино, «Plan 9 from Outer Space» не выдерживает никакой критики в перспективе сравнения с «Содомом», - обыкновенная атлантистская уфологическая побасенка, против эсхатологии, идущей дальше-глубже даже постмодерновой интерпретации. А иными словами, sub specie парадигм - ещё масштабнее: Кино против Смысла.

«Убийца Содом» повествует о последнем человеке, Адаме-наоборот. Потерявший свою Еву (ивр. חַוָּה‎, Хава — живущая или дающая жизнь), Содом был проклят навечно самим женским естеством, олицетворённым в фильме, что характерно, - парой, потому что всякая женщина – диада. Затем следует история биос некрос (ставший живым мертвецом РС волочит за собой гроб со ставшей никчёмной жизнью), каковой она только и может быть в состоянии постмодерна, - вереница нелепых актов деструкции. Страна ввергнута в хаос, люди убивают друг друга за еду, между тем, как множатся подобные Содому “living dead” Ещё интересный момент: титры сообщают, что ослепший сразу же после потери бытия-смысла Содом, не мог видеть людей – только животных и деревья. Радикальный субъект постмодерна всюду видит раздражающие предметы, как говорил Александр Гельевич, «думаю, Петросяна видит»; но в Sodomu no Ichi нет ни гламура, ни дегенеративных сатириков, ни пёстрой атрибуции современных крупных метрополий – ландшафт SnI с самого начала подчёркнуто аскетичен, его избыточность лишь в том, что он вообще существует. Этого всего не должно было быть – таково послание Содома, донесённое через горы трупов; эпилог фильма против вышеупомянутых «Девяти жизней» обескураживающе мрачен: Первоархонт, являвшийся в самом начале нарратива и в самом конце, не пожелал избавить этот Мiр от кое-чьего присутствия. Не способные больше умереть, живые трупы беспомощно машут традиционными клинками, фонтанирует кровь, а «инспирированный» Содомом бомбардировщик с «ментальными снарядами» на борту уносится куда-то вдаль, и с тех пор солнце больше не взойдёт ни над одной из земель планетарного пространства.

В следующей серии: Crazy lips / Hakkyousuru kuchibiru по сценарию Хироши Такахаши же и кое-что неизвестное из невероятных приключений РС в области ПоМо.