Предупредим сразу: в этом всём, что последует за историческим экскурсом, слишком много очаровательной для одних и другим тошнотной [рес]сентиментальности, из чего может последовать расово и геополитически неверный вывод, будто этот сериал посвящён апокастазису посредством служения. Для чего ещё демону переживать унизительную во всех смыслах процедуру самоумаления, - явно же не для~ради целомудренной пуританством подванивающей душонки надменно-вздорного барчука, коему посчастливилось вылезти из утробы одной из наследниц рода заклинателей, точнее – супружницы сопредседателя какого-то герметического ордена, поголовно павшего жертвой прогресса и модернизации. Этот сериал повествует о крахе популярной некогда, но скоро выскребенной керигмой, протестантистской, преимущественно, из догматики сотериологии: спасения тотального, всеобщего, всепоглощающего. Следует уточнить, что крах с треском растянулся на тысячелетие, - от последних учеников Оригена и Григория Паламы до XVI века. Несвежий взгляд на концепцию апокастазиса сблизил даже двух ревностных и непримиримых противников.
Напр., в […], 1593 г. лютеранский богослов Лука Осиандер опубликовал в Тюбингене "Опровержение сатанинского писания Франческо Пуччи", а иезуит Николай Серрарий в Вюрцбурге - трактат "Против новых заблуждений новоявленного пелагианца и хилиаста Франческо Пуччи". Перед этим в узких кругах догматического богословия регулярно случался нервный срыв, - так, что официальным источником, представляющим средневековую гетеродоксию [и ересь] становится обширная библиотека полемических сочинений, от анонимных инструктивных записок “какую древесину лучше использовать в инсценировке аутодафе” до папских булл.
Таким образом, сотериологические вопросы с той же периодичностью вставали лезвиями у горла гетеродоксам; с подобной ожесточённостью не решался ни один, даже самый каверзный, - скажем, догмат троицы, вопрос теологии. По той же причине, по которой ныне «расходятся мнения», мягко говоря, по поводу модернизации; церковь нуждалась в абсолютизированном отказе от архаики, где властные отношения развивались в невыгодном церкви направлении.
Если в сфере Делания тонкого, Востока, имело смысл выражение «революция кшатриев», то в Европе, и на Западе в целом, - растворение традиционной сословной системы, где высшие, плотные роды постепенно погружались в низшие, более податливые и многочисленные. Можно возразить, что подобие воинской касты выразили в истории рыцарские ордена, - что сразу вычеркивается контрдоводом: гвельфы и гибеллины взаимоуничтожились в пользу отнюдь не милитаризованных организаций, причём вторые предпочли оружию капитал. Впрочем, в Новое время финансы и оружие стали одним и тем же, но это совсем другая история. Сотериологический аспект этого длительного процесса был основополагающим, - принятие долженствования, долга, распространяется на всех социально-политических и этнокультурных пластах. Естественно, что церкви, представляющие собой в человеческом мире начальное и завершающее звенья морали (одалживающий ~> берущий назад) изживали господство, как морально устаревший метод правления, оставляя за персонификациями господства, - монархами и аристократами, неотъемлемые права превосходящих. Но, разумеется, не в этой жизни.
Итак, почему адвентисты, хилиасты и др. локализованные еретики в некоторое время для церкви оказались куда большей угрозой, чем социальные катаклизмы, под гвалт которых Лютер сумел создать альтернативную версию церкви для секулярного интернационального пользования? Потому что эти ереси работали с низовым, придонным слоем, то были натуральные церкви en masse. Той же тактики придерживались и Лютер, и Кальвин, но, как и все образованные ортодоксией того времени, они так или иначе тяготели к центростремительной, властной вертикали. Sic, «правление» Кальвина в Женеве (пожизненное, 1541~1564) было диктатурой традиционного для Европы вида; кальвиновский, пуританский епископат при графе (герцоге) Савойском, неукоснительно следующему предписанием Совета. Властная структура при этом репродуцировалась по авиньонскому (ватиканскому) трафарету, иное дело, что у лектора-реформатора Ж.К. был своеобразный, не без садистских тонов, «вкус». Мы называем эту конфигурацию рецепторов и рефлексов, вслед за Мишелем Фуко, дисциплинарной, - в некотором плане, центр Реформации в континентальной Европе, Женева, стала экспериментальным полигоном дисциплинарного диспозитива. И, хотя система перманентного контроля, принуждения и подавления была «изобретена» Орденом Христа п/у Игнатия Лойолы (кстати, в интересах господства – для войны с реформацией), именно Кальвин апробировал её в столь больших масштабах. С тех пор европейцы приучены, тем самым – приручены, приглядывать друг за другом, сообщать друг другу тысячи мелких поручений и делать столько же одолжений в кредит. То есть – принуждать, в виду интеграции дивида, - кого бы то ни было, - в прочные тенета обязательств.
А вот теперь – слайды. Kuroshitsuji / 黒執事 изображает викторианскую Англию, в которой неусыпный контроль и разнообразные методы принуждения вошли в повседневную, естественную для со-временного человека практику. Это рекурсивная модель дисциплинарного диспозитива; врачи присматривают друг за другом – на финал XIX ~ начало ХХ веков пришёлся всплеск психотической активности бесноватых учёных и свихнувших докторов, разнообразных Джекилов и Хайдов; криминал преследует полиция, за полицией наблюдает тайная полиция (спецслужбы своего времени), за тайной полицией виднеются загребучие руки международного криминала – от китайских иммигрантов, приторговывающих дешёвым опиумом до италийской мафии; от тюрем до кабинетов психоаналитиков в дисциплинарных учреждениях образовалась симметричная оптика, начальный окуляр которой «смотрит в никуда» - наблюдающего за наблюдающим наблюдателей на вершине псевдо-иерархии надзора невозможно обнаружить, - в большинстве случаев он конспирологически «не-есть», существуя лишь как субститут сакрального, божественного всевидящего ока.
Релевантная цитата:
Иными словами, - это явно не Сотер для сбыта упований и надежд, по большей мере, традиционалистов (в том числе от ныне доминирующих церквей). Обыкновенная «жертва» современному ему режима, и, как всякая жертва – отчётливо гомоэротичен (нуждается в сугубо мужском обществе, <≈> папу любит больше, чем маму, хотя эмулирует всю ту же атараксии и автаркию, не нуждаясь-де, ни в каком) и слегка гомосексуален, отчего к нему с амбивалентной назойливостью лезут экспрессивно выражающие педерастию и вздорные девочки с нездравым для гомоэротического общества модерна суждением “ну я же лучше гомосеков!”. Замечание парадигмальное # раз: не гомосексуальность, как ни странно, тендирует в модерне, но необходимость регулярной выплаты. Общество эпохи модерна за здорово живёшь задолжала традиции (премодерну в дегенеративной ипостаси Первоархонта), отчего козлов отпущения и жертвенных (самоотверженных) queers рожают, воспитывают и пущают на убой каждое поколение. Ниппон это тоже пережила, но на несколько веков позже. Великий японский писатель, - как и все великие (для большинств) в ХХ веке «немного левый», как и все японцы в прошлом столетии – многим экологист, в общем, Миядзаки от литературы, Кэндзабуро Оэ в большей части книг выводил героев из князей в грязь, правда князья у него вышли приблизительно оттуда же; на все доводы рационального порядка, от мещанского благополучия до необходимости властвовать и управлять, Оэ отвечает по шаблону Достоевского (коего считает учителем) – по-страдать, всё-таки, надо, парадигма требует.
Парадигмальное замечание # 2, впрочем, вы наверняка его прочитывали неоднократно в наших журналах: от традиционного хаоса и порядка, циклически чередующихся друг за другом, в перспективах вечного возвращения и всегда следующего Начала, в модерне остаётся один только демонизм. И не только в связи со взломом «дна» демиургова Яйца (в ситуации ПоМо ветхое донышко рухнуло in den Abgrund окончательно). В модерне сакральным не может быть нечто, не находившееся прежде на периферии, там, где так называемое зло – всего лишь недостаточность, в том числе самостоятельности. И потому остаточное сакральное, само находясь на дне, если не ниже дна, дольше всего инертно остаётся преданным властным отношениям в модальности ”господство”.
Крайние слева на карте мира азиаты сообразили это на троих с русскими и ещё одним… народом впереди планеты всей; 14~15 серии повествуют о преданности аватары асура, не нашедшего в низших миров ничего лучше деструкции, спасшему его из петли брамину, позже, уже на пределе деградации, становящемуся аватарой Шивы, возлёгшего под ноги Кали, тем самым, усмиряя Её гневосторг (в битве с асурами, опять-такидайте нам кто-нибудь ссылку на более удобочитаемый текст!). N.B. в тех же сериях – наивысшая градация ресентимента, - шудра, узнав от колонистов “преимущества” западной цивилизации, «разоблачает» кастовую структуру и лично Господина, - типичный пейоратив конфликта буддистов с индуистами, в котором европеойд сразу же встанет на сторону «бабы-дуры» (чем выявит свою природу феминойда и т.д.).
А Михаэль Себастьян в “Kuroshitsuji” ответственен за неисполнение контртрадиционного плана на гипотетически последние дни. Большая часть его неудач сопряжена с тем, что его “хозяин” артачится, некстати возомнив себя модернизированным, то бишь расплачивающимся за всех сразу. В том числе за трепетно любимых, без вины виноватых родителей (папу особенно), ликвидированных в пролегоменах к осуществлению сотериологического бесхитростного Плана. Напомним также, что “расплата” и “месть” [“reckoning” и “revenge” соответственно] с атлантисткого языка на русский переводят, как правило, идентично; в аспекте регресса и дальнейшего ухудшения ситуации древнейший принцип «око за око» попросту приумножает долг. К слову, за полноценную (эквивалентную) расплату ощипывание пернатого архонта как-то непохоже, - с таким же успехом Фантомхайв мог «мстить» автомобилестроению, за то, что четырёхколёсные твари угробили семью.
Себастьян отстаивает в данной ситуации абсолютное право Господина на спасение, что подразумевает вполне физиологическое присутствие, - corpus delicti, живую душу, исполняющую свою часть договора. Что, в свою очередь, прямое выводящее из сотерического догмата Καθολική Εκκλησία / カトリック教会 - личное спасение человека с необходимостью исходит из тех взаимоотношений Бога и человека, которые установились после грехопадения, после которого Бог изменил Свое отношение к человеку, отдалил Себя от него и лишил содействия Своей благодати (громоздкая цитата, релевантную найдём позже… когда-нибудь).
Суммируя условия – необходимость жертвы и полный отпад (от сакрального), получаем парадигмальный вывод # три, - у модерниста, намеревающегося чего-то там спасать, есть только один поведенческий модус – врага народа, за которым по пятам следуют крупные и мелкие неприятности. И жертвовать ему неизбежно придётся кому~ и чем-либо иному, только не современным властным инстанциям, спасающим от собственного “ещё более худшего”. Так и случается в горящем и заваленном трупами Лондоне (кстати, эту прелесть показали практически синхронно с пятой OVA “Ultimate Hellsing”, кто у кого подсматривал – вопрос открытый). Между тем, худшее никогда не задерживается; Первая Мировая по сюжету – сразу после эпилога, не поминая уже о дальнейшем развитии событий, от которых число невольных и произвольных жертв возрастает по экспоненте, что, в аспекте напрасной жертвенности, ничему не учит и ничего не исправляет.
P.S. Сеттинг сериала изрядно опреснён каваем и специфическим юмором, - так что в видеоряду всё это останется, скорее всего, незамеченным.
P.P.S. Позже будет заменена ссылкой на журнал, если Теофорет возьмёт :з
Кроссовер со вторым сезоном
Напр., в […], 1593 г. лютеранский богослов Лука Осиандер опубликовал в Тюбингене "Опровержение сатанинского писания Франческо Пуччи", а иезуит Николай Серрарий в Вюрцбурге - трактат "Против новых заблуждений новоявленного пелагианца и хилиаста Франческо Пуччи". Перед этим в узких кругах догматического богословия регулярно случался нервный срыв, - так, что официальным источником, представляющим средневековую гетеродоксию [и ересь] становится обширная библиотека полемических сочинений, от анонимных инструктивных записок “какую древесину лучше использовать в инсценировке аутодафе” до папских булл.
Таким образом, сотериологические вопросы с той же периодичностью вставали лезвиями у горла гетеродоксам; с подобной ожесточённостью не решался ни один, даже самый каверзный, - скажем, догмат троицы, вопрос теологии. По той же причине, по которой ныне «расходятся мнения», мягко говоря, по поводу модернизации; церковь нуждалась в абсолютизированном отказе от архаики, где властные отношения развивались в невыгодном церкви направлении.
Если в сфере Делания тонкого, Востока, имело смысл выражение «революция кшатриев», то в Европе, и на Западе в целом, - растворение традиционной сословной системы, где высшие, плотные роды постепенно погружались в низшие, более податливые и многочисленные. Можно возразить, что подобие воинской касты выразили в истории рыцарские ордена, - что сразу вычеркивается контрдоводом: гвельфы и гибеллины взаимоуничтожились в пользу отнюдь не милитаризованных организаций, причём вторые предпочли оружию капитал. Впрочем, в Новое время финансы и оружие стали одним и тем же, но это совсем другая история. Сотериологический аспект этого длительного процесса был основополагающим, - принятие долженствования, долга, распространяется на всех социально-политических и этнокультурных пластах. Естественно, что церкви, представляющие собой в человеческом мире начальное и завершающее звенья морали (одалживающий ~> берущий назад) изживали господство, как морально устаревший метод правления, оставляя за персонификациями господства, - монархами и аристократами, неотъемлемые права превосходящих. Но, разумеется, не в этой жизни.
Итак, почему адвентисты, хилиасты и др. локализованные еретики в некоторое время для церкви оказались куда большей угрозой, чем социальные катаклизмы, под гвалт которых Лютер сумел создать альтернативную версию церкви для секулярного интернационального пользования? Потому что эти ереси работали с низовым, придонным слоем, то были натуральные церкви en masse. Той же тактики придерживались и Лютер, и Кальвин, но, как и все образованные ортодоксией того времени, они так или иначе тяготели к центростремительной, властной вертикали. Sic, «правление» Кальвина в Женеве (пожизненное, 1541~1564) было диктатурой традиционного для Европы вида; кальвиновский, пуританский епископат при графе (герцоге) Савойском, неукоснительно следующему предписанием Совета. Властная структура при этом репродуцировалась по авиньонскому (ватиканскому) трафарету, иное дело, что у лектора-реформатора Ж.К. был своеобразный, не без садистских тонов, «вкус». Мы называем эту конфигурацию рецепторов и рефлексов, вслед за Мишелем Фуко, дисциплинарной, - в некотором плане, центр Реформации в континентальной Европе, Женева, стала экспериментальным полигоном дисциплинарного диспозитива. И, хотя система перманентного контроля, принуждения и подавления была «изобретена» Орденом Христа п/у Игнатия Лойолы (кстати, в интересах господства – для войны с реформацией), именно Кальвин апробировал её в столь больших масштабах. С тех пор европейцы приучены, тем самым – приручены, приглядывать друг за другом, сообщать друг другу тысячи мелких поручений и делать столько же одолжений в кредит. То есть – принуждать, в виду интеграции дивида, - кого бы то ни было, - в прочные тенета обязательств.
А вот теперь – слайды. Kuroshitsuji / 黒執事 изображает викторианскую Англию, в которой неусыпный контроль и разнообразные методы принуждения вошли в повседневную, естественную для со-временного человека практику. Это рекурсивная модель дисциплинарного диспозитива; врачи присматривают друг за другом – на финал XIX ~ начало ХХ веков пришёлся всплеск психотической активности бесноватых учёных и свихнувших докторов, разнообразных Джекилов и Хайдов; криминал преследует полиция, за полицией наблюдает тайная полиция (спецслужбы своего времени), за тайной полицией виднеются загребучие руки международного криминала – от китайских иммигрантов, приторговывающих дешёвым опиумом до италийской мафии; от тюрем до кабинетов психоаналитиков в дисциплинарных учреждениях образовалась симметричная оптика, начальный окуляр которой «смотрит в никуда» - наблюдающего за наблюдающим наблюдателей на вершине псевдо-иерархии надзора невозможно обнаружить, - в большинстве случаев он конспирологически «не-есть», существуя лишь как субститут сакрального, божественного всевидящего ока.
Релевантная цитата:
Паноптикон «подобно улью, которого каждая ячея открыта взору того, кто находится в средоточии. Надзиратель, быв сокрыт, действует, подобно невидимому Духу; но Дух сей в потребном случае может существенным образом доказать свое присутствие».В известном смысле, Паноптикон был одним из самых претенциозных проектов человечества после вавилонского столпотворения; это была автаркическая архитектоника, именно за счёт растворения любой персонификации в рекурсивной веренице надзора. Как следствие, первоархонт, разгневанный человечьим честолюбием, насылает то ли сына, то ли дочь, в общем, Совершенного, учинить спасение всех живых существ от самих себя в отдельно взятой стране. Ангел в “Kuroshitsuji” работает по-старинке, на страх, виртуозно дёргая за ветхие нити, из существ с развитой ЦНС делающие марионеток: личные интересы и симпатии, плюс якорь эмоционального фона и неоплатный долг «мiру половых страстѣй». Как диаметрально обратное расово и геополитически неверно понятой сотериологии, - укрепления, конденсации самосохраняющих техник, технологии «себя», агент Иолдабаофа решает хитропланированно убить всех людёв, по крайней мере – в Британии; для этого ему необходимо устранить конкурентов – тех, кто вопреки нарастающей дисциплинарной власти, в которой им нет места, продолжает быть верен словом и некоторым делами традиционным властным инстанциям и категориям. Королевскому двору, аристократическому обществу, дворянской чести, заботе о сопляках, простите, соплеменниках и т.п. При запоздалом обнаружении «муляжа» королевы, предательства коллег с прочими атрибутами дворцовых интриг; фантазиях об аристократии под бесшумный прогресс экономического диктата и консолидацию с криминалом; заботе, которая не помогает никому, даже сомнительным соратникам. В дальневосточной мультипликации вообще любят сталкивать всеми конечностями мощь рациональности с хилым, но имеющим стратегически превосходящего всех союзника, традиционным; авторы “Kuroshitsuji” в этом плане оказались честнее большинства коллег, сразу, с первых нескольких серий, заявив зрителю, что ничего традиционного в центральном персонаже, Сиэле Фантомхайве нѣтъ.
Образ власти как Духа Святаго, паноптикон был задуман в России как фабрика, а в Англии использован как тюрьма. Ознакомившись с проектом брата в Кричеве, Иеремия Бентам стал писать свой собственный «Паноптикон», трактат о совершенных тюрьмах. Впоследствии этот проект многократно реализовали, реформируя пенитенциарную систему в Англии и создавая ее в Америке.
Иными словами, - это явно не Сотер для сбыта упований и надежд, по большей мере, традиционалистов (в том числе от ныне доминирующих церквей). Обыкновенная «жертва» современному ему режима, и, как всякая жертва – отчётливо гомоэротичен (нуждается в сугубо мужском обществе, <≈> папу любит больше, чем маму, хотя эмулирует всю ту же атараксии и автаркию, не нуждаясь-де, ни в каком) и слегка гомосексуален, отчего к нему с амбивалентной назойливостью лезут экспрессивно выражающие педерастию и вздорные девочки с нездравым для гомоэротического общества модерна суждением “ну я же лучше гомосеков!”. Замечание парадигмальное # раз: не гомосексуальность, как ни странно, тендирует в модерне, но необходимость регулярной выплаты. Общество эпохи модерна за здорово живёшь задолжала традиции (премодерну в дегенеративной ипостаси Первоархонта), отчего козлов отпущения и жертвенных (самоотверженных) queers рожают, воспитывают и пущают на убой каждое поколение. Ниппон это тоже пережила, но на несколько веков позже. Великий японский писатель, - как и все великие (для большинств) в ХХ веке «немного левый», как и все японцы в прошлом столетии – многим экологист, в общем, Миядзаки от литературы, Кэндзабуро Оэ в большей части книг выводил героев из князей в грязь, правда князья у него вышли приблизительно оттуда же; на все доводы рационального порядка, от мещанского благополучия до необходимости властвовать и управлять, Оэ отвечает по шаблону Достоевского (коего считает учителем) – по-страдать, всё-таки, надо, парадигма требует.
Парадигмальное замечание # 2, впрочем, вы наверняка его прочитывали неоднократно в наших журналах: от традиционного хаоса и порядка, циклически чередующихся друг за другом, в перспективах вечного возвращения и всегда следующего Начала, в модерне остаётся один только демонизм. И не только в связи со взломом «дна» демиургова Яйца (в ситуации ПоМо ветхое донышко рухнуло in den Abgrund окончательно). В модерне сакральным не может быть нечто, не находившееся прежде на периферии, там, где так называемое зло – всего лишь недостаточность, в том числе самостоятельности. И потому остаточное сакральное, само находясь на дне, если не ниже дна, дольше всего инертно остаётся преданным властным отношениям в модальности ”господство”.
Крайние слева на карте мира азиаты сообразили это на троих с русскими и ещё одним… народом впереди планеты всей; 14~15 серии повествуют о преданности аватары асура, не нашедшего в низших миров ничего лучше деструкции, спасшему его из петли брамину, позже, уже на пределе деградации, становящемуся аватарой Шивы, возлёгшего под ноги Кали, тем самым, усмиряя Её гневосторг (в битве с асурами, опять-таки
А Михаэль Себастьян в “Kuroshitsuji” ответственен за неисполнение контртрадиционного плана на гипотетически последние дни. Большая часть его неудач сопряжена с тем, что его “хозяин” артачится, некстати возомнив себя модернизированным, то бишь расплачивающимся за всех сразу. В том числе за трепетно любимых, без вины виноватых родителей (папу особенно), ликвидированных в пролегоменах к осуществлению сотериологического бесхитростного Плана. Напомним также, что “расплата” и “месть” [“reckoning” и “revenge” соответственно] с атлантисткого языка на русский переводят, как правило, идентично; в аспекте регресса и дальнейшего ухудшения ситуации древнейший принцип «око за око» попросту приумножает долг. К слову, за полноценную (эквивалентную) расплату ощипывание пернатого архонта как-то непохоже, - с таким же успехом Фантомхайв мог «мстить» автомобилестроению, за то, что четырёхколёсные твари угробили семью.
Себастьян отстаивает в данной ситуации абсолютное право Господина на спасение, что подразумевает вполне физиологическое присутствие, - corpus delicti, живую душу, исполняющую свою часть договора. Что, в свою очередь, прямое выводящее из сотерического догмата Καθολική Εκκλησία / カトリック教会 - личное спасение человека с необходимостью исходит из тех взаимоотношений Бога и человека, которые установились после грехопадения, после которого Бог изменил Свое отношение к человеку, отдалил Себя от него и лишил содействия Своей благодати (громоздкая цитата, релевантную найдём позже… когда-нибудь).
Суммируя условия – необходимость жертвы и полный отпад (от сакрального), получаем парадигмальный вывод # три, - у модерниста, намеревающегося чего-то там спасать, есть только один поведенческий модус – врага народа, за которым по пятам следуют крупные и мелкие неприятности. И жертвовать ему неизбежно придётся кому~ и чем-либо иному, только не современным властным инстанциям, спасающим от собственного “ещё более худшего”. Так и случается в горящем и заваленном трупами Лондоне (кстати, эту прелесть показали практически синхронно с пятой OVA “Ultimate Hellsing”, кто у кого подсматривал – вопрос открытый). Между тем, худшее никогда не задерживается; Первая Мировая по сюжету – сразу после эпилога, не поминая уже о дальнейшем развитии событий, от которых число невольных и произвольных жертв возрастает по экспоненте, что, в аспекте напрасной жертвенности, ничему не учит и ничего не исправляет.
P.S. Сеттинг сериала изрядно опреснён каваем и специфическим юмором, - так что в видеоряду всё это останется, скорее всего, незамеченным.
P.P.S. Позже будет заменена ссылкой на журнал, если Теофорет возьмёт :з
Кроссовер со вторым сезоном
Комментариев нет:
Отправить комментарий