вторник, 26 июля 2011 г.

Ни разу не оцененное 地獄を歌う

Наши очерки о дальневосточном кинематографе и мультипликации особенно не были бы полны без комплексного, полного ответа на вопрос, - отчего азиаты, как после изнурительной муштры, неровно дышат к религиозным войнам, - в суженом антропологией и историей кругу христианских церквей в том числе. Ответ, как вы и предполагали, быть может, прост – Ямато, в дальнейшем, Ниппон Коку, как целостном государство, переживало подобное неоднократно, и с тех пор, с мятежа Тайра-но Масакадо [938 год], усматривает в мировой политистории череду аналогичных локализованных и / или глобальных конфликтов. От европейской конспирологической оптики заимствовав только поляризацию однородных сил – каждая сторона в конфликте в своих целях и разнообразными методами «сотрудничает» с онтологическим Злом, которому, в свою очередь, нет терпится совершить какое-нибудь благо (отсюда вечные упования господ-оформителей: когда же, когда все хорошие нелюди убьют всех плохих людей?). Оттого религиозная война, до инвазии реформаторов – исключительно в форме Крестовых походов на Ближний Восток, - на подступах к новому времени становится имманентной модерну войной против самоё себя.

Параллели с микроконтинентом, - до эпохи Хэйан в Ямато формально не было воинского сословия, ядра [ир]регулярной армии, - с особой топикой, подразумевающей воспитание и образование индивида, как «боевой единицы». В отличие от европейской образовательной, ин-формирующей системы, «замуровавшей» индивида в самотождественности под предлогом свободы воли, в Нихон Коку об индивидуальной автаркии и не помышляли; поведенческий модус, квалификация, функционал, в общем, природа воина была всецело зависима от телеологии. Если государь, будь то император, или сёгун [тэнно – равновеликий императору, потенциальный наследник престола] повелевает отречься от со-словных принципов, императивов касты, воин занимает «выжидающую позицию», до тех пор, пока государь не одумается, и не призовёт своих «опричников» с дайто наголо. А если не призовёт… большая часть соратников Оды Нобунаги, модернизатора, давшего таможней добро на экономическую интервенцию Западу, были профессиональными военными, не дождавшимися Приказа от XV сёгуна клана Асикага Такаудзи, некогда [1336 год] свергшего императора Го-Дайго.
Так вот, приблизительно в первой четверти X века в Ямато прекратился централизованный набор, почти «рекрутчина», ремесленников и крестьян в армию, которую они покидали сразу же после очередной военной кампании; начинается эра самураев [этимологически, от глагола сабура(у) — служить]. Изначально самураи именовались цувамоно [], позднее буси [武士]. Одно время историки утверждали, будто самураи произошли из зажиточных крестьян; ныне же преобладает более достоверное мнение: основу появлявшихся самурайских кланов составляли аристократы, ни в каком качестве, кроме войны и истребления инсургентов вроде Тайра-но Масакадо или Фудзивара-но Сумитомо, не нашедших себя. Многие из них были представителями боковых ветвей, а то и просто бастардами знатных родов. Кроме того, на заре становления касты, в клан ситуативно попадали не занятые земледелием охотники, рыбаки, народные умельцы, и, как ни странно, исправленный телесными наказаниями криминал. Из последней градации происходит герменевтическое недоразумение, - современная якудза [женский род, синоним - «мафия»] и самураи – почти одно и то же, раз родоначальники сохранившихся вплоть до реставрации Мэйдзи кланов были романтиками с небольших дорог (страна-то маленькая). К слову, - аберрация той же европейской де-генеалогии, - в основе аристократии лежит~пролегает-де разбой, грабёж, геноцид и прочий ковай. [ссылки по теме: первая и вторая]

Фатальная «ошибка», точнее, опоздание парадигмального характера обнаружилось почти сразу же после того, как сословие закрепилось четвёртым «слогом» в структуре «си-но-ко-сё» [士農工商, самураи — “си”, крестьяне — “но”, ремесленники — “ко”, торговцы — “сё”], на правах «вершины ромба». Дело в том, что в Хэйан, то есть Киото, городская знать считала воинское дело всего лишь ремеслом, достаточно презренным, чтобы предпочесть ему театр, живопись и литературу. Итоги предсказуемы: центральная власть ничего не могла противопоставить притязающим на суверенитет вассалам.

Немного хроники (википедизированной):
В 1051 г. на севере Японии [Осю] началась «двенадцатилетняя война» — конфликт могущественного северного клана Абэ [安倍] с императорской властью. Дом Абэ правил обширными районами провинции Муцу от имени императора, фактически пользуясь ограниченной зависимостью от центра. Относительно его происхождения до сих пор идут споры: одни считают, что Абэ были назначены императором руководить покоренными эмиси [毛人 / 蝦夷] – «преступными синдикатами», ergo, 安倍 — эмиси. Другие полагают, что Абэ побочная ветвь знатного столичного рода (однофамильцы). Третьи уверены, что Абэ — военный дом местного происхождения, присягнувший императорскому двору.

В середине XI века Абэ перестали уплачивать налоги в императорскую казну. В 1051 г. наместник провинции Муцу Фудзивара-но Наритоо [藤原 登任] выступил в поход для усмирения смутьянов, но был наголову ими разбит в битве при Оникирибэ [鬼切部の戦い]. Тогда императорский двор сделал наместником Муцу Минамото-но Ёриёси (военного аристократа из рода Сэйва Гэндзи). Ёриёси был способным военачальником, но и он не смог добиться быстрого успеха, война оказалась тяжелой, и в ходе битве при Киноми [黄海の戦い] ставленник Двора потерпел поражение от Абэ-но Садатоо [安倍貞任]. И лишь в 1062 г. Ёриёси числом подавил воставших, заручившись помощью другого могущественного северного рода из провинции Дэва — дома Киёхара [清原], который прислал свои отряды для борьбы с Абэ. Одна за другой пали две твердыни Абэ — Куриягава-но саку [厨川柵] и Убато-но саку [嫗戸柵]. Абэ-но Садатоо был казнен и двенадцатилетняя война завершена. Преобладающей силой на севере Японии стал клан Киёхара, вознагражденный императорским двором за оказанную поддержку. События этой войны описаны в военной повести “Муцу ваки” (“Сказание о земле Муцу” / 陸奥話記).
<…>
С начала XII в. происходило постепенное возвышение дома Тайра. Тайра-но Тадамори в 1129 г. был назначен двором командующим по усмирению пиратов, в 1139 г. он смог совладать с выступлением монахов Кофуку-дзи. Сын Тадамори Тайра-но Киёмори сумел упрочить позиции своего клана. В 1156 году после смерти государя-инока Тоба все крупнейшие знатные дома (Фудзивара, Тайра, Минамото) разделились на два лагеря: один выдвинул бывшего императора Сутоку (сына Тоба) на роль наследника (допускалось, что он может стать фактическим правителем при его сыне Сигэхито), другой - брата Сутоку — Госиракава (сын Тоба от другой супруги).

Началась «Смута Хогэн» [Хогэн-но ран / 保元の乱]. Внутри Фудзивара, Тайра и Минамото не было единства: одни представители этих кланов поддерживали Сутоку, другие Госиракава. Так Минамото-но Ёситомо и Тайра-но Киёмори помогли Госиракава стать тэнно. По итогам войны клан Тайра упрочил свое положение и стал доминировать при дворе. Второй этап борьбы за власть — Смута Хэйдзи [Хэйдзи-но ран / 平治の乱] (1159—1160 гг.) Тогда недовольные засильем Тайра Минамото-но Ёситомо вместе с Фудзивара-но Нобуёри выступили против Киёмори, но были разбиты. В 1167 г. Киёмори занял пост великого министра (дадзё дайдзин). Ближайшие родственники Киёмори получили высокие ранги и должности при дворе, клан Тайра стал заправлять множеством вотчин [сёэн]. В 1178 г. дочь Киёмори, ставшая ранее супругой тэнно, родила ему сына (будущий император Антоку) и Киёмори сделался регентом (сэссё). Между тем Хэйкэ стали пренебрежительно относиться к прежней знати и вообще вели себя высокомерно. Брату Киёмори Тайра-но Токитада в “Повести о доме Тайра” приписываются такие слова: «Тот не человек, кто не из нашего рода».
Подумайте о последней фразе, и вам станет понятна вся логика истории Нихон Коку; подобно тому, как европейцы «за людей не держали» иноверцев и еретиков внутри этноса (позже – нации), азиаты не преследовали цели народного единства под эгидой какого-либо культа. В эпоху Камакура государственной религией был признан амидаизм [рас. дзёдо-сю / 浄土宗], потеснённый «прикладным христианством» Нобунага и Хидеёси; в период Эдо под сёгунатом Токугавы Ияэсу буддизм, приправленный конфуцианством, взял реванш (подавленное восстание в Симабара 1637~38); архаическое синто вернулось немногим позже (и тоже в обратном порядке), вместе в ассимилированным буддизмом. Коротко говоря, - дальневосточные natural born killers практически любую религию, связывающее с иномiрным, сакральным, низводили до внешней атрибутики, сродни знакам воинского отличия и знаменам. Уже к началу эпохи Эдо большей части 武士 стало безразлично, какого вероисповедования их господин, в отличие от прочих компонентов системы «си-но-ко-сё». В истории христианства в Японии со времён иезуита Ксаверия (1506~1552) прецеденты, когда дела духовные расходились с беспрестанными военными операциями, в которых христианство было попросту ещё одним опознавательным знаком, чтобы дистанцироваться от противника, можно пересчитать по пальцам одной ноги (пример - Ито Манцио и Тидзива Мигель).

Стоит ли удивляться, после этого, тому, что очень многие образцы дальневосточной мультипликации повествуют о борьбе равновеликих, но качественно различных сил под одним символом: пентакль против пентакля, крест против креста. Неудивительно и то, что аристократ с континентальной Европы, некогда православный (Византия поблизости), которого по неким причинам считают католиком (Авиньон и Ватикан тоже близки), а некоторыми считаемый за такового до сих пор [гугль всемогущий заявляет, что русские летописцы были к Князю более лояльны, чем румынские коллеги], сражается на стороне протестантов. Протестантам, в свою очередь, грозит резидуальное III Рейха, - «последний батальон», корпус “Миллениум”, явно не секулярный, отчётливо еретически-гетеродоксальный. Обоих оппонентов жаждет истребить 13-й отдел Ватикана “Искариот”, собравший три рыцарских ордена и «ударное звено» не без зловещей ауры «нелюдей». У последних, по канонам синкретического жанра, “боевик-мистический триллер-ужасы”, избыточное общее, родом, разумеется из архаики и премодерна в целом, служит исключительно обострениям вражды; психотический характер, искреннее наслаждение схваткой с либидозной сублимацией [штык-ножи о. Андерсена], в крупном масштабе – Войной с заглавной буквы [монолог майора Монтаны в 4-й серии] и многое другое выводят метаисторический контекст с парадигмального, включающего в себя конфликт церквей и конспирологию, на телеологическую магистраль: война ради неё самой, требования не пространства и времени, но как можно и нельзя большего числа трупов. В процессе изготовления из подвижным мишеней в неподвижные тактические и стратегические преимущество переходят от одного “клана” к другому, в полном соответствии с инцидентами тысячелетней давности. Превосходно прорисованная магическая символика и прочие элементы сеттинга направлены в ту же цель: нет более занимательной и ударяющей по рефлекторному вниманию атрибутики, чем заимствование из герметических поэм [“Птицей Гермеса меня называют, крылья свои поедая, сам я себя укрощаю”] и свастика при тотемном орле; этнокультурная, тем более, религиозная идентичность резко меркнет на этом сияющем фоне.

Комментариев нет:

Отправить комментарий