Спрашивают нас тут, введённые в опасливое сомнение и заблуждение рефлексивным аппаратом с гуманитарной артикуляцией: неужели мы позволяем себе быть расистами, памятуя при этом же тезис Юлиуса Эволы о пригодности расовой и евгенической теории, а также практики, для лошадей, но не для человека.
Да-да, мы с эти тезисом совершенно согласны, отвечаем мы, но добавим, что это нисколько не отменяет императивного требования расовой, геополитической и эстетической, в целом, полноценности. Каждый человек и нечеловек, превозносящий эстетику над всем прочим, подспудно является расистом. Это настолько очевидно из многочисленных проиведений подражательных искусств, что не требует тщательного и подробного пояснения. Достаточно присмотреться внимательно к тем образцам, которые представляют собой репрезентацию расовой чистоты. Это образы, структуры и формы, приятные глазу и другим органам восприятия своими строгими пропорциями.
Малейший дефект в них заметен, но, в отличие от фигур испорченных целиком, простительный. Даже органически пристальный взгляд старается не замечать дефекта, природной или искусственной погрешности, когда обнаруживает его в чуть менее, чем целостно совершенном объекте или субъекте.
Аниций Манлий Торкват Северин Боэций замечает, что вся человеческая красота неравномерно распределена по коже. И не всей коже, но лишь поверхностному её слою, одному из семи. Достаточно едва заметного невооружённым глазом, но сказывающегося на общем образе повреждении, чтобы нарушить всю эстетическую композицию. Не напрасно египтяне и эллины уделяли в магических практиках особое значение эпидермису, в со-временной позитивной науке определённый как наружний роговой слой кожи. Гигиена и косметическая фармацевтика у древних сопряжена с сакральным: тайное человеческого тела тщательно скрывалось, ибо было священным.
Теперь же подкожная органическая ткань выхолощена, в ней обнаружено слишком много нечистот, по мере того, как позитивная медицина принялась назойливо заботится о наших внутренностях.
Внешняя поверхность — всё, что доверено современному человеку для самостоятельной заботы. Объект нашего восхищения, как правило, выражает особо ревностную и прилежную модификацию этой заботы: в человеке всё должно быть прекрасно (даже если ему не удаётся быть иным. кроме как отвратительным). Преодоление этой внешней профанической детерминации происходит лишь в силу расистского ригоризма: как пишет секретарь Князя Мира, неукоснительно сообщая слова Его - В человеке все должно быть прекрасно - ногти, зубы и волосы. Кожные покровы человека должны источать приятный запах и иметь удобный для глаза цвет. Если мне нравится белый цвет, в человеке должна быть прекрасной белая кожа; если красный, то красная, если мне нравится черный цвет, то, соответственно, черная. Если мне нравятся креолки, то человек должен постараться быть креолкой, либо ему вовсе незачем появляться на свет.
Согласуясь с этими доктринами, проясняется, за что мы любим и ценим так называемый жанр дальневосточной мультипликации Anime. Персонажи этого жанра отличаются совершенной во всех отношениях кожей, - гладкой, матово-мононотонной, при этом, в отличие от анимации других социокультурных регионов, естественный для всех подлинно живых, а не имитирующих жизнь своим бессмысленным существованием. Красота же неразборчивая для взгляда, - космополитическая и противоестественная, издавна служила «отвлекающим манёвром» для врагов реальности, и многие инициативы архонтов были рассчитаны на молниеносный аффект, мотивируемый и стимулируемый единичными про-явлениями прекрасного.
Sic, манифестационист оценивает произведение искусства, а человеческое лицо - тоже произведение искусства (иногда) в соотношении его пропорциональности, или, диаметрально противоположно - диспропорции, эстетического компонента со всеми другими.
У античных художников встречались намеренно "испорченные" рисунки, скульптуры и даже архитектурные сооружения; но по руинам, археологическим находкам и музейным экспонатам-копиям этого совершенно незаметно. В предельном совершенстве усматривалась некая неподлинность, и нужен был успокаивающий, отчасти утешающий, человеческое оскорблённое достоинство живого, изъян, чтобы не оскорбить и богов, создав лучшее, чем Они. А самое совершенное творение художника, креатура Пигмалиона (кстати, имя Галатея было дано лишь в 1762 году драматургом Руссо, не упоминается в древних источниках) после первой брачной ночи удавила творца.
Называемые «кавайными» распухшие, гипертроформированные глазные яблоки, характерные в особенности для лоли (вернее, Рори, в японском языке нет звука «л»), неполовозрелых девочек и нимфеток, в данной перспективе представляются нам эстетическим эталоном противоестественного порядка, даймонов технократии и дьяволов поп-модерна, небезотносительно их эйдетеической, умозрительной формы (в аристотелевском смысле, как качественного содержания). Рори категории цундере молниеносно и безапелляционно нажмёт на эсхатологическую «Красную Кнопку», между тем, как все остальные персонажи будут в течении преступно длительного времени думать да предполагать, чем грозит «окончательное решение вопроса» относительно некого этноса или некой расы. В данной же перспективу наивысшей степенью расистского фурора являют собой персонажи сериала Rosen Maiden. Сериал с буквальностью ревностного Adeptschаft иллюстрирует фундаментальное различие гомогенных существ: первое поколение оказывается совершенным автохтоном, в силу своей непрерывной и предельно детерминирующей (регламентирующей) связи с Отцом (Предком), и не нуждается во внешних источниках энергий. Последующие поколения таковым качеством и стратегическим преимуществом похвастать не могли. Несмотря на внутреннее совершенсво, - Первой кукле, Суигинто, доступна лишь парадигма деструктивная, с непреходящим неудовольсивем действительностью вне высшей реальности единения с Отцом, Шинку и по-следующим — сравнительная свобода, ограничиваемая их собственными инициативами.
Когда у «поздних» заканчивались внутренние ресурсы, начинался период беспомощности, с большей или меньшей степенью страдания (в смысле — со-подчинения медиуму-человеку, существу несовершенному и бестолковому). И поэтому мы глубоко и всерьёз сочувственно относимся к Суигинто, преждевременно повзрослевшей Рори с образцово скверным характером, искренне ненавидящей это мерзкопакостное человечество и стремящейся его уничтожить, как представляющий угрозу лично ей (ибо в состоянии экспотенциальности каждый малолетний хикикомори может стать медиумом Её Врага). И напрасно Шинку полагает, что у Суигинто «отвратительный вкус», - внутренний мир Первой, руины которого живописуемы уже в первом сезоне, представляют собой ценность Ничто: они могут быть в единочасье стёрты, обращены в превосходную Чистоту. «Представь себе чистоту пустого экрана» - говорит Томас Кац в предпоследней своей тварной инкарнации, - в процессе, не говоря уже о том, что после этого тотального катарсиса, стоит ли задумываться о том, совершаем ли фатальную ошибку или делаем все ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНО И ХОРОШО.
А пока всячески рекомендуем вам читать, перечитывать и запоминать вот эти строки
Манифестационист легко признаётся в неверном поступке, легко соглашается взять свою ответственность на себя и легко соглашается на наказание-исправление, потому что для него важнее всего уместность. Совершая грех, он не приводит каждый раз в мир смерть (как креационист), ошибка не только допустима (согласно, а не в противоречии воле неба), но может быть также и отчасти компенсирована (если небо сочтёт это уместным) некими действиями, например, харакири (которое рассматривается не как наказание, а как инициатива духа по устранению мусора, воодушевляющая соплеменников).
Да-да, мы с эти тезисом совершенно согласны, отвечаем мы, но добавим, что это нисколько не отменяет императивного требования расовой, геополитической и эстетической, в целом, полноценности. Каждый человек и нечеловек, превозносящий эстетику над всем прочим, подспудно является расистом. Это настолько очевидно из многочисленных проиведений подражательных искусств, что не требует тщательного и подробного пояснения. Достаточно присмотреться внимательно к тем образцам, которые представляют собой репрезентацию расовой чистоты. Это образы, структуры и формы, приятные глазу и другим органам восприятия своими строгими пропорциями.
Малейший дефект в них заметен, но, в отличие от фигур испорченных целиком, простительный. Даже органически пристальный взгляд старается не замечать дефекта, природной или искусственной погрешности, когда обнаруживает его в чуть менее, чем целостно совершенном объекте или субъекте.
Аниций Манлий Торкват Северин Боэций замечает, что вся человеческая красота неравномерно распределена по коже. И не всей коже, но лишь поверхностному её слою, одному из семи. Достаточно едва заметного невооружённым глазом, но сказывающегося на общем образе повреждении, чтобы нарушить всю эстетическую композицию. Не напрасно египтяне и эллины уделяли в магических практиках особое значение эпидермису, в со-временной позитивной науке определённый как наружний роговой слой кожи. Гигиена и косметическая фармацевтика у древних сопряжена с сакральным: тайное человеческого тела тщательно скрывалось, ибо было священным.
Теперь же подкожная органическая ткань выхолощена, в ней обнаружено слишком много нечистот, по мере того, как позитивная медицина принялась назойливо заботится о наших внутренностях.
Внешняя поверхность — всё, что доверено современному человеку для самостоятельной заботы. Объект нашего восхищения, как правило, выражает особо ревностную и прилежную модификацию этой заботы: в человеке всё должно быть прекрасно (даже если ему не удаётся быть иным. кроме как отвратительным). Преодоление этой внешней профанической детерминации происходит лишь в силу расистского ригоризма: как пишет секретарь Князя Мира, неукоснительно сообщая слова Его - В человеке все должно быть прекрасно - ногти, зубы и волосы. Кожные покровы человека должны источать приятный запах и иметь удобный для глаза цвет. Если мне нравится белый цвет, в человеке должна быть прекрасной белая кожа; если красный, то красная, если мне нравится черный цвет, то, соответственно, черная. Если мне нравятся креолки, то человек должен постараться быть креолкой, либо ему вовсе незачем появляться на свет.
Согласуясь с этими доктринами, проясняется, за что мы любим и ценим так называемый жанр дальневосточной мультипликации Anime. Персонажи этого жанра отличаются совершенной во всех отношениях кожей, - гладкой, матово-мононотонной, при этом, в отличие от анимации других социокультурных регионов, естественный для всех подлинно живых, а не имитирующих жизнь своим бессмысленным существованием. Красота же неразборчивая для взгляда, - космополитическая и противоестественная, издавна служила «отвлекающим манёвром» для врагов реальности, и многие инициативы архонтов были рассчитаны на молниеносный аффект, мотивируемый и стимулируемый единичными про-явлениями прекрасного.
Sic, манифестационист оценивает произведение искусства, а человеческое лицо - тоже произведение искусства (иногда) в соотношении его пропорциональности, или, диаметрально противоположно - диспропорции, эстетического компонента со всеми другими.
У античных художников встречались намеренно "испорченные" рисунки, скульптуры и даже архитектурные сооружения; но по руинам, археологическим находкам и музейным экспонатам-копиям этого совершенно незаметно. В предельном совершенстве усматривалась некая неподлинность, и нужен был успокаивающий, отчасти утешающий, человеческое оскорблённое достоинство живого, изъян, чтобы не оскорбить и богов, создав лучшее, чем Они. А самое совершенное творение художника, креатура Пигмалиона (кстати, имя Галатея было дано лишь в 1762 году драматургом Руссо, не упоминается в древних источниках) после первой брачной ночи удавила творца.
Называемые «кавайными» распухшие, гипертроформированные глазные яблоки, характерные в особенности для лоли (вернее, Рори, в японском языке нет звука «л»), неполовозрелых девочек и нимфеток, в данной перспективе представляются нам эстетическим эталоном противоестественного порядка, даймонов технократии и дьяволов поп-модерна, небезотносительно их эйдетеической, умозрительной формы (в аристотелевском смысле, как качественного содержания). Рори категории цундере молниеносно и безапелляционно нажмёт на эсхатологическую «Красную Кнопку», между тем, как все остальные персонажи будут в течении преступно длительного времени думать да предполагать, чем грозит «окончательное решение вопроса» относительно некого этноса или некой расы. В данной же перспективу наивысшей степенью расистского фурора являют собой персонажи сериала Rosen Maiden. Сериал с буквальностью ревностного Adeptschаft иллюстрирует фундаментальное различие гомогенных существ: первое поколение оказывается совершенным автохтоном, в силу своей непрерывной и предельно детерминирующей (регламентирующей) связи с Отцом (Предком), и не нуждается во внешних источниках энергий. Последующие поколения таковым качеством и стратегическим преимуществом похвастать не могли. Несмотря на внутреннее совершенсво, - Первой кукле, Суигинто, доступна лишь парадигма деструктивная, с непреходящим неудовольсивем действительностью вне высшей реальности единения с Отцом, Шинку и по-следующим — сравнительная свобода, ограничиваемая их собственными инициативами.
Когда у «поздних» заканчивались внутренние ресурсы, начинался период беспомощности, с большей или меньшей степенью страдания (в смысле — со-подчинения медиуму-человеку, существу несовершенному и бестолковому). И поэтому мы глубоко и всерьёз сочувственно относимся к Суигинто, преждевременно повзрослевшей Рори с образцово скверным характером, искренне ненавидящей это мерзкопакостное человечество и стремящейся его уничтожить, как представляющий угрозу лично ей (ибо в состоянии экспотенциальности каждый малолетний хикикомори может стать медиумом Её Врага). И напрасно Шинку полагает, что у Суигинто «отвратительный вкус», - внутренний мир Первой, руины которого живописуемы уже в первом сезоне, представляют собой ценность Ничто: они могут быть в единочасье стёрты, обращены в превосходную Чистоту. «Представь себе чистоту пустого экрана» - говорит Томас Кац в предпоследней своей тварной инкарнации, - в процессе, не говоря уже о том, что после этого тотального катарсиса, стоит ли задумываться о том, совершаем ли фатальную ошибку или делаем все ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНО И ХОРОШО.
А пока всячески рекомендуем вам читать, перечитывать и запоминать вот эти строки
Манифестационист легко признаётся в неверном поступке, легко соглашается взять свою ответственность на себя и легко соглашается на наказание-исправление, потому что для него важнее всего уместность. Совершая грех, он не приводит каждый раз в мир смерть (как креационист), ошибка не только допустима (согласно, а не в противоречии воле неба), но может быть также и отчасти компенсирована (если небо сочтёт это уместным) некими действиями, например, харакири (которое рассматривается не как наказание, а как инициатива духа по устранению мусора, воодушевляющая соплеменников).
Комментариев нет:
Отправить комментарий