В нулевом «Звонке» (リング0 バースデイ Ringu 0: Bāsudei, 2000, режиссёр Норио Цурута) мы видим, как существо Хаоса, или РС, разделяется в порядке интенсивной самообороны. Пока первая часть «оглушена» наркотиками, и вытолкнута в мир для заведомо несбыточной ассимиляции с враждебной реальностью, вторая копит внутренние энергии, чтобы в единочасье исполнить финальный завершающий акт этого дурного спектакля.
Отсюда – несколько неслучайных аспектов сценария. Первая, «слабая» Садако, следуя импульсам бессознательного, стажируется в театре. Исполняемая роль класса «кушать подано!» очень скоро в экстренном порядке замещается Главной. Это свидетельствует о том, что для зловещих в гуманитарном [антропоцентристском] понимании персонажей театр – естественная среда обитания, в то время как обыкновенные [светские] люди, не выполняя элементарных предосторожностей, в том числе ритуального характера, подвергаются немалой опасности.
Что это за предосторожности? В традиционном театре, - что в азиатском, что в западном, доспехами актёру служили маски (непроницаемый грим) и пёстрые костюмы: неузнанные в лицо, и «камуфлирующие» тело, актёры воплощали собой первичные, превосходящие социальные или культурные роли.
Заметим, что маскарад даже невосприимчивым современным зрителем ассоциируется с чем-то чудовищным. Sic, стиль la commedia dell'arte был распространён вплоть до конца XVIII века, и теперь отзывается в поп-культуре образами разнообразными, но амбивалентно враждебными живым и псевдо-живым. Эстетика венецианского карнавала нашла применение и психологическом триллере (посмертный «С широко закрытыми глазами» / "Eyes Wide Shut" Кубрика), в b-horror'e, и в софт-порно, - но, что нисколько ни странно, не в азиатском кинематографе и мультипликации: в последних двух жанровых искусствах дихотомия скрытого противоестественного, Иного, и нормативного / нормированного не нужна вовсе.
Эпитома релевантная: Идея игровых и зеркальных госпиталей соответствует одной из главных метафор барокко: мир — театр. – пишет Евгений Всеволодович Головин в книге «Весёлая наука». - Впрочем, это метафора для нас, но вовсе не для людей той эпохи. Недурное решение нервического дуализма добра и зла, изначально присущего монотеистической догме, своего рода светский гнозис. Царство Христа не от мира сего, мир сей пребывает под властью злых драматургов и режиссеров — ересиархов, монархов, генералов, финансистов, то есть дьяволовых наместников. Чертова эта компания, по счастью, не видит и не слышит нашего селф, подлинного "я", им доступна лишь материально телесная оболочка, которую они мечтают истерзать поборами, тяжкой работой, а затем убить на войне. Наш святой долг и религиозная обязанность — не пытаться стальной метлой убрать эту нечисть, что противно учению Христову, но масками и лицедейством обезопаситься от бесконечных притеснений. Болезни суть аналогичное сатанинское воинство, бороться с ними — значит противоречить заповеди Христовой, болезни надлежит маскарадным образом вводить в заблуждение и обманывать.
Театр на Востоке и так – прерогатива Иных; мистерия – это выражение пиетета к инобытию и благородным существам. «Человечный театр» sub specie традиции такой же пейоратив (в изначальном смысле - от латинского pejorare - «делать хуже») как и «[госстрой] c человеческим лицом»; непомнящие родства с богами и демонами очень скоро вырождаются.
Неудивительно, что вся труппа в результате пришествия даже ослабленной ипостаси Садако оказывается проклятой. Исключение – звукорежиссёр и костюмер, по существу – шудры, в некоторый момент оказывающиеся полезными (первый) или вредными (вторая), причём последнюю убивает не Садако – выстрелит из револьвера журналистка, возомнившая, что вторую ипостась также просто устранить, как и беспомощную, трепетную первую. И так повсеместно: сколько не тверди человеку воспитанному и образованному в порядке культуральной доминации, что смерть и воскрешение, через инобытие, являются подарком, - не признает ни за что. Парадокс для одних – диалектика сотериологии: нежелание спастись сопряжено со страхом – страшно быть ввергнутым в руки бога Живого, своей смертоносностью поправшего смерть (см. замечание Князя Мiра о 22 псалме и комментарии Ache к нему).
どうやって？彼らは私たちとは思わないか？ Что касается постановки, то банальная пьеса безымянного автора, напоминающая одновременно «Анну Каренину», «Грозу» Островского с чеховским антуражем / реквизитом, также не случайна: человек начал посещать театры, чтобы с не слишком высоким наслаждением понаблюдать за собственной бесполезной и тщательно очищенной от смыслов жизнью. Эрнест Ги Дебор близок, но не настолько, чтобы ссылаться на «общество спектакля»; с конца XIX века происходит трансформация самого зрителя, вместе с множащимися субжанрами драматургии и методами режиссуры, в дегенеративное «иное», - неукоснительно следующее аффектации, и воображающее о себе как единственно заслуживающим внимание. Консумация была настолько успешной, что критерием качества актёрской игры стала «жизненность» в откровенно нелицеприятном её воплощении. Актёры в буквальном смысле потеряли лицо, - когда спасительная не-подлинность исчезла, были выявлены все дефекты милых, улыбчивых лиц, отвративших от людей духов раз и навсегда.
На пикрелейтед авторы этого блога, большей частью невиданные и невидимые; Очередное не-истинное лицо интернета. Имя нам когорта. Мы не прощаем.
Отсюда – несколько неслучайных аспектов сценария. Первая, «слабая» Садако, следуя импульсам бессознательного, стажируется в театре. Исполняемая роль класса «кушать подано!» очень скоро в экстренном порядке замещается Главной. Это свидетельствует о том, что для зловещих в гуманитарном [антропоцентристском] понимании персонажей театр – естественная среда обитания, в то время как обыкновенные [светские] люди, не выполняя элементарных предосторожностей, в том числе ритуального характера, подвергаются немалой опасности.
Что это за предосторожности? В традиционном театре, - что в азиатском, что в западном, доспехами актёру служили маски (непроницаемый грим) и пёстрые костюмы: неузнанные в лицо, и «камуфлирующие» тело, актёры воплощали собой первичные, превосходящие социальные или культурные роли.
Заметим, что маскарад даже невосприимчивым современным зрителем ассоциируется с чем-то чудовищным. Sic, стиль la commedia dell'arte был распространён вплоть до конца XVIII века, и теперь отзывается в поп-культуре образами разнообразными, но амбивалентно враждебными живым и псевдо-живым. Эстетика венецианского карнавала нашла применение и психологическом триллере (посмертный «С широко закрытыми глазами» / "Eyes Wide Shut" Кубрика), в b-horror'e, и в софт-порно, - но, что нисколько ни странно, не в азиатском кинематографе и мультипликации: в последних двух жанровых искусствах дихотомия скрытого противоестественного, Иного, и нормативного / нормированного не нужна вовсе.
Эпитома релевантная: Идея игровых и зеркальных госпиталей соответствует одной из главных метафор барокко: мир — театр. – пишет Евгений Всеволодович Головин в книге «Весёлая наука». - Впрочем, это метафора для нас, но вовсе не для людей той эпохи. Недурное решение нервического дуализма добра и зла, изначально присущего монотеистической догме, своего рода светский гнозис. Царство Христа не от мира сего, мир сей пребывает под властью злых драматургов и режиссеров — ересиархов, монархов, генералов, финансистов, то есть дьяволовых наместников. Чертова эта компания, по счастью, не видит и не слышит нашего селф, подлинного "я", им доступна лишь материально телесная оболочка, которую они мечтают истерзать поборами, тяжкой работой, а затем убить на войне. Наш святой долг и религиозная обязанность — не пытаться стальной метлой убрать эту нечисть, что противно учению Христову, но масками и лицедейством обезопаситься от бесконечных притеснений. Болезни суть аналогичное сатанинское воинство, бороться с ними — значит противоречить заповеди Христовой, болезни надлежит маскарадным образом вводить в заблуждение и обманывать.
Театр на Востоке и так – прерогатива Иных; мистерия – это выражение пиетета к инобытию и благородным существам. «Человечный театр» sub specie традиции такой же пейоратив (в изначальном смысле - от латинского pejorare - «делать хуже») как и «[госстрой] c человеческим лицом»; непомнящие родства с богами и демонами очень скоро вырождаются.
Неудивительно, что вся труппа в результате пришествия даже ослабленной ипостаси Садако оказывается проклятой. Исключение – звукорежиссёр и костюмер, по существу – шудры, в некоторый момент оказывающиеся полезными (первый) или вредными (вторая), причём последнюю убивает не Садако – выстрелит из револьвера журналистка, возомнившая, что вторую ипостась также просто устранить, как и беспомощную, трепетную первую. И так повсеместно: сколько не тверди человеку воспитанному и образованному в порядке культуральной доминации, что смерть и воскрешение, через инобытие, являются подарком, - не признает ни за что. Парадокс для одних – диалектика сотериологии: нежелание спастись сопряжено со страхом – страшно быть ввергнутым в руки бога Живого, своей смертоносностью поправшего смерть (см. замечание Князя Мiра о 22 псалме и комментарии Ache к нему).
どうやって？彼らは私たちとは思わないか？ 
На пикрелейтед авторы этого блога, большей частью невиданные и невидимые; Очередное не-истинное лицо интернета. Имя нам когорта. Мы не прощаем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий