ひぐらしのなく頃に [+解] - мы тоже в печали.

…Зато там есть Ханю!
Анонимус о втором сезоне Higurashi no naku koro ni [Kai].

…Дни твоего наблюдения подошли к концу.
РС.

Собственно, мы вновь ВНЕЗАПНО вспомнили, с чего всё начиналось, а именно, уютненький stand alone blog レース 満腹 アート
А начинался он с очерка «Higurashi no Naku Koro ni (ひぐらしのなく頃に) vol.I, # 1- #13», и теперь даже незачем присочинять «~14-26», если бы не внеочередной творческий запой и некоторые аналогии с общей стратегемой блоговедения. А именно – «зацикленность», так называемый барьер июня 1983-го года. Сродни тому, как некое событие, или несколько таковых конституирует причастность человека, существа беспомощного и бессмысленного вне категориальной причастности – высшим родам по Ямвлиху, культуре или хотя бы малой референтной группе. 

До тех пор, пока событие не прервёт малый, локализованный цикл, большой – как основание Вечности манифестационной – не начнётся и не продолжиться. Тем самым и мотивируется некоторая деятельность манифестационистов, которым, казалось бы, должно быть безразличной суета сует существ, спасающихся своими силами (6С), хотя примордиальная традиция не оценивает человека, в качестве отдельного или особого вида, поэтому всякое рассмотрение вопроса о том, чем человек "является", является в конечном счете непродуктивным - это предполагало бы наличие особи, которой в данном случае нет. [*]

Итак, вторая половина серий в нашем понимании ни что иное, как развёртывание деградации: неумолимая, и, как и в любой аналогичной ситуации, верно осуждение – «Не нравится? Зато правда!».
Чем же дурна континуальность HnNKn[k]? 

Во-первых, - «закрытием» тем геополитической и религиозной, - когда как в первой половине первого сезона открывались такие заманчивые во всех смыслах перспективы. Что есть Хинамидзава? Это практически изолированное от внешнего мира и очевидно противопоставляемое десакрализованной действительности (также ДД) индустриальной метрополии аграрное общество. Сценаристы и режиссёры поступили не слишком благодарно с данным им с малой родины инициатическим импульсом (по крайней мере, начало снимали провинциалы в лучшем смысле этого слова) – Хинамидзава в строгой очередности циклов уже не та. Нарратив сценария скатывается в область посредственного, заурядного модерна, конденсируя со-бытийность в персонажах, где-то растерявших всю свою так называемую харизматичность; это просто инструментарий, на котором играют обстоятельства. Сексуальность, как становится явственным из серии в серию, - всё гуще и «гуще», при умеренной дозировке фансервисом (атрибуцией), нисколько не способствуя тому, чтобы наполнить видеоряд содержанием. Напросившиеся этимологические ассоциации «пол – поле», и косвенные указания на хтоническую связь всех обитателей поселения («праздник Первой Жатвы» как квинтэссенция начала развёртывания сюжета) – ни коим образом не нарушают неспешное движение фабулы по наклонной: повторение суть – чуть более пространная и протяжённая во времени линеарная со-бытийность, которое и кровавая вражда полов не в силах прервать, быстро-решительно.

И, напротив, посмотрим, что сообщает [хотя бы] Мирча Элиаде в книге о Вечном [великом] Возвращении -

Во многих культурах половой акт часто уподобляется полевым работам. В Шатапатха-брахмана [VII, 2, 2, 5], земля уподобляется женским репродуктивным органам (уоni), а посев - мужскому семени. "Ваши женщины принадлежат вам, как принадлежит вам земля" (Коран, II, 223). Ритуальные коллективные оргии в основном объясняются стремлением содействовать силам, ведающим ростом растений; они устраиваются в переломные моменты года: когда всходят посевы или когда зреет урожай; образцом для них всегда служит священный брак, символизирующий космогонический акт.

С XIV серии мы наблюдаем, как женщин, точнее – девушек с предельно женскими формами (см. пикрелейтед в середине текста), предоставленных «самим себе», мало-помалу трансформирующихся, как «сборные модули», в субъекта - это уже во-вторых. И не существенно, в самом деле ли они таковы: повествовательный габитус подразумевает, что в отдельном цикле актор-катализатор трагедии – одинок, социологические и психологические импликации обёртывают только его, как центр и ось. Nequaquam не завершающиеся модерновой «поучительностью» об опасности и вреде Традиции (как усердно вдалбливал в юные и не очень умы европейский модерн) cерии с 14-й по 26-ю первого сезона ひぐらしのなく頃に и почти весь второй сезон – контртрадиционны, чем ближе к финалу, тем сильней.

Серии 14-16-ая – своеобразный отвлекающий манёвр сценаристов, во многом схожий с фильмом «Плетёный человек» (The Wicker Man, 2006, реж. Нил ЛаБьют.) — германо-канадским римейком британского фильма ужасов «Плетёный человек» 1973 года. От чего отвлекающий? От противопоставления, постепенно переходящего во взаимную агрессию предания и модерна. Намеревающийся стать героем, малым сотером, вторженец не только спасается сам, но и улучшает собственную ситуацию в понимании модернистов. Вопреки тому, что Предание восклицает – «так не бывает!», или же случается только в недобросовестно, неумело сделанных вещах (Вещих Вещах).
В данной перспективе the Wicker Man и то  интереснее, притом, что снят атлантистами: фильм завершается человеческим жертвоприношением.

Тем самым, что в культуре и религии древних кельтов зафиксировано у многих римских авторов. О них упоминают Цицерон, Лукан, Светоний, Тацит, и другие. Конечно, эти упоминания «с заплетающимся языком», парализованными пальцами секретарей-писцов, не настолько хороши, как сообщения авторов инфернального домена blud.pp.ru, но и на том благодарны латинянам, достаточно честным, чтобы признаться (чего от современного человека не дождёшься – этот будет до последнего вопить, что «это всё кино, вино и домино!»). И никаких Элевзинов, никаких nocturna adoperta.

"Он здесь!" - Торжественно говорит бабка. - "Но он, живя с нами, загрязнился от нашей мерзости и не хочет очищаться."
"Очистите его немедленно!" - Кричит демон-людоед, от возмущения мотая головой.
"Простите нас, высокое существо, за то, что удержали вашего у нас!" - С раскаянием говорят гости. Ребенка выводят к столбу и показывают демону-людоеду. <…>
На следующее утро столб с кожей отпущенной жертвы выносится во двор в ознаменование того, что ритуал проведен в соответствие традиции, и служит для заезжих сертификатом доверия ко всей деревне, жители которой считаются вплоть до следующего отпущения жертвы достойными и честными партнерами.

В двух сезонах ひぐらしのなく頃に [+解] мы видим того же персонажа, что и в The Wicker Man – это агент «национального бюро безопасности» (наименования различны, два слова – «бескровная гэбня» или «псы режима»). Казалось бы – для этого человека должно настать как минимум нехорошо, упомянутая нами в прошлом очерке Рика Фурудэ пророчит ему гибели беременной жены. И что же, слуга закона возвращается, - повтором за повторением достигнув желаемого: супруга жива, ребёнок – жив, любимая работа не потеряна, несмотря на то, что расследование с треском провалено. The Wicker Man, напротив, намеренно и целеустремлённо указывает – современному человеку, будь он образцово дисциплинированным или микроподонком, истина, а именно – его убожество (как жертвенного животного) приоткрывается лишь в неотвратимой близости смерти.

Далее – целых пять серий не особо оригинальной экспликации doppelganger, - из них некоторые (?) содержатся только на DVD. Известно, что во всех традиционных обществах младшего из двойни удавляли из самых гуманных соображений: как ни им, воспитанным и образованным в традициях диспозитива господства не знать, что «отнять [рано или поздно – у родителей] и поделить» власть у близнецов не получится. Помимо прочего, младший на несколько минут adeo seu alio modo умирал гораздо более мучительной смертью; младшие рождались и жили чахлыми, умирали в естественном порядке – а что может быть более мучительным, чем «естественное» существование изначально больного и ранимого? 

Между тем, близнецы-сёстры Сонодзаки (можно и в пять букв – ШМион) одинаково энергичны, равно как и «ранимы», - потому что избалованы каждая по-своему. Характерная для диспозитива господства мотивация проявляется лишь в их эгоистической манере общения с противоположным полом: это когда «Я никогда не лягу под тебя!» ["Алфавит Бен-Сира" 23а] сменяется «Ты мой (Я твоя) наве-еки!» с истерическим обертонами.

Уже в первой части цикла, что ликвидирует всякую ВНЕЗАПНОсть™ нам сообщают о грандиозном побеге (как и подобает субъекту). Куда бегут? На малую родину, вестимо. Зачем? Мстить! Несколькими небрежными мазками рисуются взаимоотношения общества и семьи с субъектом: затаивши обиду трудно удержаться от того, чтобы не воспользоваться удачным стечением обстоятельств, иными словами, стать инструментом внешних условий. Им Шион и становится, одного за другим устраняя прочих акторов власти. Сестру – за конкуренцию; младшую сестру возлюбленного – в силу ревности; возлюбленного сестры – за то, что был слишком похож на Него; Рику Фурудэ, - по инерции (керигматически – как свидетеля, структурно – как препятствие к завершению цикла, чего желает субъект модерна - après nous le déluge же), - и так до тех пор, пока не останется единственная. По одной из версий «предварительного итога» Шион перебиралась с одного балкона на другой, оступилась и смертельно ушибла голову об асфальт; по другой – умерла во время ВНЕЗАПНОго испарения вулканического газа вместе с теми, кем собиралась править долго и счастливо (в стиле папессы Иоанны) – жителями Хинамидзавы.

Ещё несколько общих сведений о двойниках. Традиционной культуре известно, что умерщвленный близнец (или «обыкновенный» брат, сестра одного поколения наследников) – залог успешного сотрудничества живого с миром духов, сродни тому жертвоприношению, о котором указывалось выше гиперссылкой. Это – сертификат, который наследник может предъявить для подтверждения легитимности (правомерности) своих притязаний и самой власти, пусть даже крайне ограниченной.  В данной конфигурации взаимоотношений «лишний» близнец принесёт обществу и культуре гораздо большую пользу, если не единственно возможную (*с укоризной смотрит на Пату*); пока старший упрочняет положение рода на земле, будто бы бездеятельный его двойник  хранит его «ключи от неба». Quo modo заметили видевшие второй сезон (это было душераздирающее зрелище позже поясним, почему) наследница рода Фурудэ в силу инициации «двоится» не-телеологически и не-акцидентально: высшее, небесное начало, до последнего держит имматериальную дистанцию с физическим миром, и только в виду возникновения непоправимо дурной ситуации, - вмешивается.

Что такое инициация? В самом грубом приближении, это ритуал, в котором член архаической общины переходит от безответственного, естественного, инерциального существования (детство) к новой жизни. Он становится полноправным членом коллектива, который всегда имеет определенную сакральную нагруженность. На языке полинезийских племен человек получает тогда “ману”, особую силу, “духа”, “двойника”. И после инициации он входит в особое магическое или религиозное братство — племенное, конфессиональное, профессиональное или какое-то еще. [Полинезия в данном случае единичный пример, инициатические обряды существовали повсеместно в эпоху Предания – прим. наше]
Инициацию в традиционном обществе проходят все его члены, а не только жрецы, шаманы, короли, кузнецы, целители и иные выделенные в особую категорию касты. Инициация лежит в основе любой профессии, так как в традиционном обществе все виды занятий имеют свою сакральную структуру и продолжают линию, заложенную божеством, культурным героем или великим предком. Иными словами, взрослая жизнь в таком обществе есть активное соучастие в мифе, в легенде, существование в контексте прямо осознаваемой сакральности.  

Почему же Ханю, андрогинальная персонификация Ояширо-самы, воплощается. Заметно, что сценаристы несвоевременно спохватились – в последних трёх сериях первого сезона просматривается и звучит нечто совсем уж позитивистское. Проще говоря, «демоническое обаяние» Хинамидзавы сводится к банальному патогенезу некой болезни, вызывающей психические расстройства с безудержной агрессий. Традиционным решением вопроса было бы развить сюжет на манер Mushishi, если бы MadHouse не пошли в очередной раз по колее модерна, на коротком поводке (чтоб на реципиентов не кидались) дистрибъютеров “Geneon”. В последних сериях ひぐらしのなく頃に есть всё, чем славится азиатский кинематограф в понимании западного зрителя: реминисценция биографического характера, вызывающая непритворный шок у «хороших знакомых»; захват школы с последующим взаимным шантажом криминогенной героини и полиции (под тем предлогом, что никто не захочет читать и слушать – зрители уже подготовлены к тому, что функционеры, особенно – провинциальные, бессердечны ровно настолько, насколько и тупы); эротизм по Батаю – флирт под покровом ночи Танатоса и Эроса; затем – скоропалительное раскаяние в том, чего [в рамках одного цикла] не совершал – уже жанровая специфика, в каждом втором произведении дальневосточной расовой мультипликации не обходится без признания, что «кое-кто» был виноват с самого начала, будто он один стяжает фасцинацию за всех (и никто за одного).

Всё это клюнуло в темечко авторам и экспортёрам, и они решили «исправить» ситуацию с дефицитом мистики под финал. Но благими намерениями мостят дороги в Ад Симуляции, где, как известно, все хочут как лучше, осуществляя тому диаметрально противоположное. Получилось как всегда – вместо мистики и сакральной символики получаем мистицизм и символику дегенеративную. Из всех 24 серий примечательны три аспекта, причём один из них будет интересен разве что ценителям психологизма (уже не смешно – в анимации это всё равно, что ВНЕЗАПНОе произношение слова «лопата» в абсолютной тишине). Причём интерпретация будет развёрнута далеко за кадром – восприимчивые зрители могут до хрипоты спорить, был ли [тварью дрожащей] севший на шею племяннице дядя Сатоко Ходзё в праве «поступать так». Сценарист распорядился с данной ветвью сюжета грубо: некогда сбежавший из Хинамидзавы с грудастой шлюхой родственник именно что – подонок, каких в провинции мало, и все они «родом» из крупных метрополий.

Но главная недостаточность сериала в другом – он слишком предсказуем.
В первых сериях мы узнаём, что Фурудэ общатся с беспомощным, ослабевшим за тысячелетия духом-покровителем напрямую, и бессильный бог зависим от неё, имманентной персонификации. Чуть раннее узнаём и то, что Фурудэ считает единственный «полукруг» 24-х серий последним для неё, оттого она  и прикладывает неимоверные усилия, чтобы прервать очерёдность, в которой ей назначена незавидная роль – доживать до каких-то жалких двенадцати или тринадцати лет, и погибать от «насильственной» передозировки наркотиком, ударов ножа или ещё какой-нибудь атрибуции субжанра гуро. Мотивация достойная, до тех пор, пока не проявляет себя человеческое естество, в принципе несовместимое с существом благородным; непоколебимая демоническая воля в самый предсказуемый момент обращается обыкновенным инстинктом самосохранения, - умирать не то, чтобы страшно, просто обидно, потому что умрут в таком случае – все. 
Под финальные титры нас ждал ВНЕЗАПНый манёвр – двадцатью годами раньше понятно почему позврослевшая Рика [полагается хотеть!] ехидно отвечая центральному антагонисту сериала – Такано, на вопрос о друзьях «Ни-ска-жу, потому что я – плохая».

Что касается самой Ханю, то она с момента своего появления в кадре была съедена в качестве десерта лого-, антропо- и прочими центризмами. Многим, очень многим зрителям был приятен тот факт, что и боги подвержены деградации. Ранее эту мысль озвучивал эксгумированный и восставший из Шеола раввин из  “Nine lives of Tomas Katz” –

С момента нашего появления на земле за нами наблюдают боги. Сначала Один и Норны, а затем целая череда поколений разнообразных божеств-надсмотрщиков. Но, к сожалению, за истекшее столетие качество этих божеств заметно ухудшилось из-за пагубных смешанных браков. К настоящему моменту остался лишь полоумный отпрыск кровосмесительной связи.
- Его имя?
- Его имя? Дэйв!

Небожители, согласно традиционным источникам, не особо интересуются происходящим в тварном мире; HnNKnk предлагает взглянуть на проблему «богооставленности» иначе – божество переживает за подопечных, подобно некому дальнему родственнику, преисполненному одновременно жалости и негодования. Не мать, становящаяся дочерью, подобно чередования в космических циклах Деметры и Персефоны; и конечно же не Десятая Аватара Дурги, и не Махачандайогини, доктрина которых – «кто Меня недостаточно боится, недостаточно и любит». Не удивляет нисколько, что Миф об Ояширо-сама каждой из конфликтующих группировок лепиться «из того, что было», - каждый пользуется зловещей аурой мест сих в своих интересах; трогательно-неуклюжая и покладистая рогатая девочка одним служит бесовскими вилами, а другим – граблями (на которые так больно наступать).

В завершение, - достойная послужить примером Дочь Отца в последней серии получает в награду за ударные труды пистолет с одним патроном. Жизнь не удалась. Это была единственная выделившаяся не столько возрастом, сколько личными заслугами посреди пубертатного «гаремника», вызвавшая у нас определённые симпатии. И взгляд у ней такой выразительный-выразительный... И глаза такие добрые-добрые… И шприц с галоперидолом…
Чтобы вас всех добить, сообщаем Хорошие Новости: с июля сего года выходит второй сезон нашего любимого учебника экономики (от Мальтуса до кейнсианства) - Spice and Wolf / 狼と香辛料. Хоро нас всех купит и продаст. А потом выкупит и снова продаст. Пруфпик:

 И, да: